Тимур Зульфикаров - Земные и небесные странствия поэта

И живот победил душу?..

И дивизии сытых, лоснящихся опричников-омоновцев охраняют с автоматами эти деньгохранилища несметные, душетленные…

Поля русские, беспомощные, сиротские объяты сорняком и томятся без крестьянских кормильных рук…

А руки эти раболепно держат автомат, а глаза их раболепно провожают лысых своих бухгалтеров-хозяев… Да!..

Новая каста богачей убивает саму жизнь, само ее дыханье на Руси!..

И что же мы не убиваем убийц наших кромешных?

…Я еду по Москве чужой…

Я еду, чтобы убивать человеков…

Я уже убийца?..

Или еще нет? Или еще не поздно?..

Я еду по Каменному мосту и думаю: сейчас остановлю машину, вытащу чемодан и высыплю в Москву-реку все черешни…

Я начинаю резко тормозить в потоке бесконечных машин, и идущая за мной “Вольво” едва не впивается в мой багажник, а потом обгоняет меня, хотя на мосту обгон запрещен, и водитель немо сквернословит, кривляется, дергается лицом, а потом открывает окно и яростно плюется в мою сторону — слюна летит по ветру, бешеное от гнева лицо уносится по мосту, и другие бешеные лица проносятся мимо меня осатанело, и многие грозят мне кулаками и крутят пальцами у виска, давая мне понять, что я сумасшедший…

А я это знаю…

О Боже!..

И всё это после тишины фан-ягнобского ущелья! и горной ночи! и ночного, чародейного, вселенского бормотанья, всхлипыванья фан-ягнобского водопада!..

О Боже!..

Хочу! хочу! хочу! туда! вернуться навек!..

Там ждет меня Гуля Сарданапал!..

Но я уже не сомневаюсь!..

Я еду на рынок…

Я убийца…

…Древние мудрецы Азии говорили: “Базар — горячее сердце страны… А мудрый правитель — её хладная голова…” Да!

Но наши нынешние, невесть откуда взявшиеся хозяева-демократы, говорят, что рынок (сиречь — базар) — это и горячее сердце, и хладная голова, и кровь, и мозги, и суть-соль бытия, и дух, и душа…

Да!..

А что еще могут придумать унылые, рано облысевшие от алчности бухгалтера?..

И вот главным врагом человечества стали не войны, и болезни, и смерть — а деньги, деньги… магические бумажки…

И те, у кого много денег, — хотят еще больше, и растлеваются, разрушаются в алчбе сей…

А те, у кого мало денег, — те погибают, голодают, распадаются в поисках жалких бумажек…

Но!..

…Но вот я бреду по фламандскому изобилью, нерусской роскоши Центрального рынка столицы вместе с огромным чемоданом своим…

Я много объездил стран и много видел богатых рынков, и этот не уступает им…

Но странно: богатый базар рождается в богатой стране, от богатых сельских полей и крепких крестьян.

Но у нас богатейший рынок родился от нищих полей и пианых, оборванных крестьян, что ли?..

Как это?.. Как может роза вырасти, взойти, возблагоухать на солончаке? на песке? А?..

А ответ прост: деньги, которые должны были пойти в крестьянские, кормильные руки для сельских, кормящих работ и забот о нашей еде, эти деньги пошли, минуя крестьян, на базар, в хитроумные руки воров…

Но!

Но вот я с огромным чемоданом в руках и с нехитрыми мыслями в голове бреду средь неприступ— ных, словно смеющихся над моей нищетой, розовых поросят, презрительных, музейных, словно отворачивающихся от меня осетров, еще дымных бараньих туш, наглых банок с зернистой икрой, забытой, как младость советская беспечная моя… О!..

Я радостно и находчиво вспоминаю: “О!.. Хорошо, что дома у меня, в холодильнике, есть бутылка водки и пельмени “Дарья”, — я давно уже, как и весь мой народ, стал аскетом, йогом, монахом, постником, голодарем в чревоугодии моем в богатейшей, крестьянской России моей, которая раньше кормила всю Европу, а ныне не может прокормить себя… (вспомним Гоголя и пиры героев его! О!)

Иногда, правда, мой аскетизм опасно приближался к всемогущему летальному голодному исходу, как нищие границы новой Российской Федерации неосторожно уступчиво боязливо приближались к сытым просторам древнего, недвижного Китая…

Но Господь пока миловал меня…

Видимо, Он все еще помнил, что я, бывший ученый, лауреат Нобелевской премии, хорошо потрудился на благо человеков, которые благополучно забыли обо мне…

Но Он не забыл…

Но!..

Я ищу место среди фруктовых рядов, описать которые у меня уже нет ни сил, ни слюны голодной, иссякшей от неслыханного, воровского, поистине террористического изобилья…