Вся чистота, заповедность, свежесть, красота древних фан-ягнобских гор, снегов, родников, ветров вошла в этот царский плод!..
Такого мятного, щедрого, обильного, густого, терпкого, винного, медовоприторного вкуса я никогда не ощущал, когда ел черешни…
Это, несомненно, была царица черешен!..
В таджикских горах мало воды, и много солнца, поэтому дикая, неполиваемая черешня (и дикий виноград) имеют самую высокую в мире сахаристость!..
Я глядел на ягоды, заполнившие весь огромный чемодан — они сверкали малиновым бархатом, атласом.
Потом я взял другую черешню и надрезал её ножом, — в ней вился, бился яростный змеиный детеныш… я разрезал его пополам…
Я уже различал, какая ягода чиста, а какая — чревата змеей…
Там, где змея вошла, впала в плод, — там, на поверхности ягоды, была незаметная, рдяная, запекшаяся ранка — и я научился её распознавать.
…Потом я закрыл чемодан, погрузил его в свою старую машину “Волгу” и поехал на Центральный рынок…
Я ехал по Москве-Вавилону…
Я не узнавал города, в котором прожил большую часть жизни…
В столице шелестели новые, чужие машины…
Вставали новые, чужие дома…
Призрачно по скользкому снегу шли новые, чужие толпы человеков, и даже язык у них был чужой, почти не русский, отрывистый, чаще всего с сорняками сквернословия…
Это было всеобщее восстание сорняка — и в политике, и в культуре, и в экономике, и в бедном, рухнувшем, как хрустальная ваза от молотка, быту…
Я понял вдруг печаль русских эмигрантов, оказавшихся в Париже и в других европейских городах в 1917 году…
Мы же, советские безнадежно люди, оказались эмигрантами в родной стране…
Как страшно, когда человек переживает свой новый город и свою новую страну….
Я ехал по чужому городу…
Эмигрант. Чужак. Почти босяк…
Бывший лауреат бывшей Нобелевской премии…
…Москва-Вавилон… Москвавилония!.. Мне даже слово такое явилось…
А в Вавилоне — все мужи становятся пианицами и извращенцами…
А в Вавилоне — все жены становятся вавилонскими, извилистыми, полунагими блудницами…
А в Вавилоне — даже все новые дома высотные становятся вавилонскими башнями, которые воздвигают нищие рабы-инородцы из разрушенных, советских, былых республик, где ныне царит демократический феодальный хан, иль князь, пан, и демократическая пуля, и демократический голод, тайный, необъявленный, как Третья Мировая Война…
…Я ехал по Москве и думал о том, что на развалинах СССР сотворена какая-то циклопическая, денно и нощно кипящая, кишащая, адская Машина-Мясорубка всеобщая, в которую бесследно впадают леса, золото, нефть, драгоценные камни, тела прекрасных жен и дев, мозги талантливых ученых, голоса соловьиных певцов, последние надежды старцев голодных, упованья мечтательных прыщавых отроков — и все это в Гигантской Мясорубке претворяется в жертвенный, питательный фарш для Европы и Америки, взамен чего нам щедро льются голливудские фильмы, чернокожая, барабанная музыка обезьяньих содроганий, соитий в джунглях, порнография, наркотики, права человека, политическая корректность, телевиденье гомосексуалистов, содомитов и лесбиянок… джинсы, презервативы, кроссовки, бутики французских уродливых модельеров, а также появленье в тысячелетнем Кремле некоего человека по имени Президент и неистовой, неслыханной в мировой истории Государственной Думы блудословов и иуд — вместо самого великого Русского Государства!..
О Боже!.. Разбушевавшаяся пустыня пожрала кроткий оазис… И мы ходим с песком в глазах… в ушах… в горле… в лёгких… в душах…
Мы были — человеки, а стали — верблюды…
И все смирились? и все безмолвствуют?..
И где же Русские воители? мстители?.. пророки?.. златоусты?..
А сказано: “Молчаньем предается Бог!..”
Но не все на Руси смирились!
В 1993 году Русский Парламент утонул в крови, но не смирился… (Интересно: есть ли в мире хоть один Парламент, который бы не разбежался от танковых снарядов, летящих в мраморные залы заседаний?..)
И вот моя старуха Марфа с банкой брусничного варенья, ждущая у Кремля вечно пианого Президента — не смирилась…
И девочка на велосипеде со страшными вилами своими — не смирилась…
….И я еду со страшным чемоданом на Центральный рынок, чтобы отомстить ворам, богачам-убийцам моего народа…
О Боже!..
Я еду по Москве…
Вокруг банки, банки, банки… Москва-Банкоград.
Как случилось, что Город Церквей, Сорока сороков стал городом банков?..
Читать дальше