Тимур Зульфикаров - Изумруды, рубины, алмазы мудрости в необъятном песке бытия

Когда палых звезд множество — пустыни тогда насыпаются…

И потому верблюды звездопады любят…

Когда караваны встречаются в пустыне — люди радуются, а верблюды плачут, ибо они мудрее человеков и чуют вечную разлуку…

Храмы Бога! Храмы Бога! Домы Бога…

Пагоды мечети церкви синагоги

Вечно манят и врачуют быстротечных мимолетных очарованных людей

Но всего родней больней милей живей мне пыльная вечерняя дорога

И лазоревый дервиш странник путник бездомник на ней…

Дервиш сидел ранней весной на пороге рухлой, сыпучей, дремучей, талой кибитки своей и дремал…

И у кривых, как корни дерев, ног его покоились, грелись на солнце ядовитые змеи…

— Дервиш, столько в тебе добра, тепла, что и змеи не боятся тебя, а льнут к твоим ногам?

Дервиш ты не боишься змей?..

— Если я перестал бояться людей, то что’ мне змеи — безмолвные жемчужные парчовые бархатные сестры мои?..

Да и чудятся мне старые извилистые ноги мои — выступившими из земли корнями древлих чинар иль китайских карагачей…

В землю просятся древние ноги мои, как корни дерев…

А разве корни дерев — не место змей?..

Мудрец, ненавидишь ли ты врагов своих?..

Разве ненависть сильней любви?..

Если я перестал яриться, наливаться, глядя на жен, если я перестал быть пчелой, бегущей в медовый улей в ногах их, то что’ мне враги мои?..

Где враги мои?..

Нет их…

Если у тебя есть враги — значит, у тебя не хватило любви… Если близ тебя есть голодные — значит, у тебя не хватило хлеба и воды… Или души…

Когда я вспоминаю о своем сладчайшем прошлом — я бреду к горной реке…

И там, в камнях прибрежных, гладких, мокрых, рыдаю, всхлипываю от счастья и горя…и брызги алмазные от реки летят на лицо мое…

И я уже сладко не пойму, где мои слезы? а где летучие бриллианты реки?

И кто рыдает, всхлипывает — я иль река…

Иль оба мы, сладко всхлипывая, рыдаем по прошлому…

Мудрец сказал:

— С самого детства, с колыбельного травянистого душанбинского дворика-хавли, я жадно, бездонно полюбил всех встречных людей… всех! всех!

Льнул ко всем коленям, как брошенный щенок что ли?

Иль в каждом муже видел, искал отца, а в каждой жене — матушку свою родную?

Потом в долгих днях жизни моей стал я любить мать свою, и отца своего, и братьев, и сестер, и друзей своих…

Потом пришла испепеляющая, самозабвенная, самотленная любовь, страсть к девам и женам многим…

И эта долго мучила, и терзала, и иссушала меня, и заставила забыть о любви ко всем человекам…

А потом пришла тиховеющая любовь к детям и внукам моим…

И опять я забыл о великой единственной любви ко всем человекам на земле…

Но вот смерть приблизилась ко мне, и вновь, как звездное бездонное небо августа- серпеня, открылась мне вновь та великая любовь ко всем людям…

Которая пришла ко мне в детстве моем в весеннем травянистом дворике-хавли моем…

О Господь!..

Как долог был путь мой чрез тысячи высокоострых душетленных заборов… соблазнов…

Как мудр я был в дворике-хавли том! том! том…

И вот пустынный блаженный я вернулся… в дворик тот…

Да нет там никого…

Только!

Ты!

Господь!..

Чем власть тупей — тем острей ножи ее палачей…

Лучше мертвый стойкий князь на поле сечи, чем раб живой у ног, как пес, простертый…

Самая живая, самая трепещущая Книга Человечества — Книга Войны, написанная, вырезанная, вырванная мечами, ножами, стрелами, саблями, пулями, бомбами…

Книга сия вечна, дымна, нетленна, и вечно человеки сию Книгу читают и рыдают над Ней.

Господь творит Книгу Эту?.. Иль человеки?

Господь творит Эту Книгу, а мы — читаем…

И там, где убит пастырь- пастух, там волк пасет стадо…

А заблудшая овца становится волком…

Не кетмень-лопата — объединитель, покровитель, усладитель, хранитель народов — а меч!

Кто уходил с кетменем дальше поля своего?..

А с мечом человек обошел весь мир…

Война — Ветер, веющий на Мельницу Истории…

— Есть лжепророки толп и пророки народов. Лжепророк — это одеяло, под которым скелет, а кажется — извилистое жгучее тело девы… Это ложь граней, извивов бухарского, павлиньего, пустынного одеяла, под которым нет спящего….