Василина Орлова - Больная

— Ты бы хоть руки после говна помыла!..

В нашей дуэли нет погибших или победивших. Потому что дуэль длится сорок тысячелетий, никак не меньше. И есть цена, которую мы платим за свою свободу. Цена — то, сколько ты дашь за обладание своими правами, которых никто не сможет у тебя забрать.

Скоро кто-нибудь придет. Навестить меня. Может, завтра. И завтра мы поедем, после того, как поговорим с врачом, на Птичий рынок или еще куда-нибудь, где стоят круглые аквариумы, и в клетках бьются разноцветные попугаи, и шуршат, ероша подстилки, хомячки. Кого-нибудь приобретем себе. Хотя бы щенка, чтобы можно было заботиться о ком-то. И там плавают чарующие взор рыбки. И пусть мне кто-нибудь завтра попробует возразить, когда речь пойдет об аквариумах.

— Вот ее надо лечить, ее! — узкий и длинный палец Инны тыкает в Нюру, которая снова занята ерундой: выбирает из урны банановую кожуру и обсасывает.

С ногтей Инны еще не сошел лак, которым она мазала ногти до того, как попасть сюда. Впрочем, ногти остригли в приемном покое. Беспокое…

— Нет, — говорит Жанна и улыбка оживляет, расцвечивает ее губы. Она запросто улыбается, и улыбка не портит, не червивит лица, как у большинства здесь. — Ее не надо лечить. У нее стоит полечиться. И поучиться.

— Поучиться — чему? Жрать собственную рвоту?..

— Возможно, — говорит Жанна.

Кажется, здесь вообще никто ничем не болен. Может, они, эти люди, просто такие . Сами по себе такие они, и все. И что же тут теперь делать? Если такими им легче жить. Может быть, это и есть их способы жить, стратегии выживания. Попробуй поживи в таком мире, как наш. Почему бы и не подобным образом ? Это очень даже умно: быть безумным в настоящем мире. И надо стремиться быть подобным среди подобных. Кто-то еще из античных философов говорил…

Разговор внутри продолжался, и был громче, чем внешний.

— Неужели ты думаешь, что я трушу? — спрашивал железный женский голос. — Неужели ты полагаешь, что я боюсь оставаться здесь одна? Нет, я боюсь, что это они здесь останутся на веки вечные. Для того, чтобы увести кого-то отсюда, нужно благословение свыше. Но не с шестого этажа пятиэтажного дома.

— А завтра я хочу все же вернуться сюда, — звучал другой, усталый. — Ведь мы с тобой еще не определились с местом для аквариума. И ты единственный человек, который может указать это место. Я там, снаружи, быть устала. А здесь хорошо: все время колют что-то. Только ноги одеревенели.

Пока тут еще пусто. Никого. Только Инна, Жанна, Нюра. Что ж, я-то, по крайней мере, всех отпустила. Это не от меня зависит, что они здесь. И на том спасибо. Счастье, что ты не можешь нести ответственности за других.

Правду я уже сказала. И ничего уже страшного не случится, если выпьешь немного маленьких желтых, красных и синих, разноцветных, — одним словом, таблеточек. Может, они помогут тебе успокоиться, и, во всяком случае, ты уж точно выспишься этой ночью. А ты ведь хочешь выспаться, не так ли? И потом, разве можно умереть, если ты уже однажды умер?

— Но я-то не умирала, — возражала я голосу. — Правда, я уже почти забыла, что такое сон, но — самое время напрячь память и вспомнить, как следует, в красках. Кажется, я так утомилась, что не в состоянии буду сделаться ему подругой. Мой бедный друг, что они с нами сделали?

Здесь есть часы, электронное, светящееся мертвенно зеленым светом, табло в коридоре, но сломалось: дырочки загораются не в той последовательности. Впрочем, у некоторых сестер есть маленькие наручные часы. Да и зачем тут часы?..

— Что же мне делать с вами, — вздыхала Анна, — если вы все умрете на моих глазах, у меня на руках. Мы просто временно забыли, что суд идет прямо сейчас, когда мы так заняты очередной затяжкой и разговором.

— Почему у тебя разноцветные носки? — обращается Жанна и ко мне, поверх моего, а точнее, чужого, но происходящего у меня внутри спора.

— Потому что нет других.

— Хочешь, дам свои?

— Только если запасные, — говорю я: не могу же я лишать ее носков.

— Нет, я могу только с ноги.

— Не нужны ей твои носки. Она боится грибка! — заявляет Инна.

Я впервые за несколько дней рассмеялась.

— Чего-чего?.. Грибка-а?

— Ты не боишься грибка?

— Нет, я не боюсь какого-то там грибка.

— Она боится гибели, — Нюра отвлекается от банановой кожуры. Теперь в пальцах ее — огрызок.

— Тебя не спрашивают! А ты — ты точно сумасшедшая, — произносит Инна злорадно, и в доказательство крутит длинной изящной рукой у виска. — Я тут приглядываюсь, и знаешь, здесь сумасшедших немного. Напротив, снаружи я не встречала собрания столь здравомыслящих людей! Но все-таки их тут усиленно лечат, поскольку на фасаде написано: «Дурдом». А ты попала прямо по адресу, ты останешься тут надолго. Помяни мое слово. Грибок — такая штука, она разъедает ногу. Тут надо бояться очень простых вещей. А именно, подцепить заразу. Видишь, какая кругом антисанитария?..