Василина Орлова - Больная

Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Спасибо», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!

За окном нынче пасмурно. День, а темно. Может, еще потому, что шторы закрыли двор, который я еще не перебежала. Метро, наверно, за теми домами — наискосок.

На столе лампа. Сверканул радужным исподом диск, качнулась — придвинула стул — модель «Кадиллака». Хром, лак. Прямо как настоящая. И вроде взрослый, игрушечки. Компьютер взревел. Прикрою-ка дверь — любит долго нежиться в ванной, у меня есть по крайней мере час.

Пока грузится, смотрю в теплый сумрак комнаты. Какая широкая здесь кровать. Одеяла свернуты, подушки одна на другой. Надо бы затолкать их в шкаф.

Разъем флешки — в юэсби-порт. Сейчас кое-что откроется. Не может не открыться. Просто должно открыться.

C: \Documents and Settings\Егор\Мои документы\Valentina\Vademecum

Lotta.doc

Она была андеграундная художница. Лотта. Еще она занималась звукорежиссурой и шила кукол. Никто никогда не видел Лоттовых работ, но никто никогда не ставил под сомнение ее многочисленные таланты. Она брила голову, повязывала кашемировые платки с бахромой, носила цветастые бесформенные юбки и яркие свитера, на шее имела всегда вериги бус и амулетов, позвякивающих друг о друга. У Лотты одновременно бывало двое мужчин — в одного она влюблялась, чтобы испытывать вдохновенье, подъем, неразделенную страсть, благоговение, короче, первый был для духовности, со вторым она спала ради удовлетворения низменных инстинктов.

— Не пойти ли вам вон? — говорила она в конце концов надоевшему приближенному и царственно выбрасывала кривоватый указательный пальчик в сторону двери.

Проткнутый виртуальной шпагой, любовник моментально истекал в призрака. Сквозь него становились различимы стены, окна, пол и даже плинтус.

По мере того, как развивалось чувство к одному любимому, отношения с другим, параллельным, проходили стадии флирта, бурных свиданий и охлаждения. Вместе с остудой ко второму Лотта Мощенская как правило переживала разочарование в первом — он оказывался неспособен понять ее богатую натуру и ответить на тонкие движения души. Она влюблялась в следующую пару, а со всеми предыдущими неуклонно приятельствовала. Хотели они того или нет.

— Кисонька-заинька, ты бы почитал хоть Маклюэна, что ли, — это тому, кто предназначался для всего наилучшего в Лотте.

— Я познакомлю тебя со своей подругой, — это тому, кто был не для самого наилучшего, но тоже хорошего.

Подруги Лотты задумывались ею со всеми их судьбами, именами и внешностями, как те самые куклы, которых она теоретически шила.

Валентина жала кнопку звонка и, после скрежета ключа в замке, переступала порог коммуналки, в которой обитала Лотта со своими любовниками, соседями, котами и фантазиями.

— Привет!

Возглас тонул в мягкой глубине коридора, словно там тюками лежала темная вата. Подруги обнимались. Валентина расшнуровывала ботинки, снимала куртку, разматывала платок, мельком глянув в высокое зеркало. В нем она видела себя, перерезанную трещиной посередине, кишку длинного темного коридора, вплоть до светлого пятна кухни, где всегда что-то шкворчало на сковородке.

Вернувшись в комнату вместе с подругой, хозяйка падала на оттоманку, криво застеленную покрывалом с изображением тигра, местами порядком истертого.

— Звезда моя, ты меня посетила очень кстати, — нараспев говорила она.

На стулике у окна сидел, сгорбясь и понурясь, какой-нибудь статист Лоттиной театральной жизни.

Статист кривил лицо и говорил:

— Лотта, я же тебя просил. Я же просил тебя, и я не понимаю, что дурного я тебе сделал.

По лицу пробегала судорога, нижняя губа дергалась, словно прошитая иголкой.

— Валечка, тут у нас комедия дель арте, присаживайся, будешь зрителем. — И, без перехода, — А ты, милый, вот познакомься с Валей, она замечательная, ты можешь стать ее верным оруженосцем или Росинантом. Валя гораздо добрее меня. Она может слушать кого-нибудь.

— Я, пожалуй, пойду, — говорила Валентина и разворачивалась, но Лотта вцеплялась в ее рукав коричнево крашеными ногтями, и начинала буйно, содрогаясь, рыдать: