Фред Бодсворт - Чужак с острова Барра

— Спасибо, — сказала она. — Никак не ожидала провести такой приятный вечер.

— Я... я тоже... не ожидал, — сказал он, запинаясь. Потом она вошла в хибарку, и парусиновая занавеска опустилась за ней.

И в тот самый миг, когда она скрылась, Рори понял, что любит ее. С оглушительным ощущением, от которого у него задрожали колени, осознал он, что обрел неистовую силу и абсолютную бесповоротность настоящей любви. В этот вечер его не могли сбить никакие физические побуждения; любовь пришла или, по крайней мере, стала ясна ему без единого прикосновения. Теперь ему стало понятно и то, что случилось вчера на берегу Кишамускека, когда его внезапно словно сковал паралич: где-то в глубине души, подсознательно он уже тогда все знал.

Он шел обратно, едва разбирая дорогу в тусклом свете луны. Мягкий ночной ветерок, отдававший мхами окрестных болот, шуршал по брезенту темных, безмолвных индейских хибарок. Но даже в эти первые хаотические секунды прозрения, когда его бросало из стороны в сторону, точно пьяного, в мозгу стояло совершенно отчетливое сознание, что он никогда не сможет жениться на Кэнайне Биверскин.

Медленно шел он к дому Рамзеев, но ему не хотелось идти туда, он повернул к реке и уселся там на каменную глыбу. Ночь была тиха, только чуть слышно плескались волны о берег да порой лаял пес, которому не давал заснуть голод, — больше никаких звуков не было.

Жениться на ней было немыслимо. Конец его мечтаниям и планам, которые он с детства строил на Барре, когда решил покинуть родной край и искать успеха в большом мире. Слишком тяжек был труд, слишком много потрачено времени, чтобы теперь поставить все под удар, взяв в жены индианку. Его собственное происхождение и без того создавало немалые помехи, и это будет сказываться всю жизнь, потому что никто не может напрочь отбросить привычки и нормы, усвоенные с детства. Ему нужна жена из хорошей семьи, благовоспитанная и обходительная, которая помогла бы ему стереть следы прошлого, а не такая, которая, вроде Кэнайны, лишь усугубляла бы трудности его жизни.

Кэнайна могла стать хорошей женой и подругой по всем статьям, кроме одной — расы. Умна, хороша собой и даже, если ей дать возможность, могла бы стать прекрасной хозяйкой дома. Но его общество никогда не даст ей этой возможности. Рори знал, что произойдет, если он женится на ней. Как с супругой профессора, с Кэнайной будут обходиться очень вежливо, может, даже и чересчур, но ее никогда не признают своей. А про него будет известно, что он тот самый биолог, который однажды летом поехал на север и вернулся оттуда женатым на скво, правда, красивой, но... скво. И когда представится возможность для повышения по службе, где-то за сценой соберется совет, и начальство примется взвешивать его заслуги и прегрешения, и тогда жена-индианка будет первым пунктом в списке его прегрешений.

Он вспомнил мать и как она отравила себе жизнь из-за одной ошибки, выйдя замуж за человека не своего класса. С горечью думал он, что мог бы жениться на потаскушке с кроличьими мозгами, вроде Пегги Макнил, не услышав ни одного упрека, но Кэнайна Биверскин должна была остаться за пределами его общества, потому как в верхних слоях ее кожи содержалось чуть больше цигмента меланина. Он принадлежит к роду, ведущему стадный образ жизни, и должен жить и трудиться вместе с себе подобными, и, чтобы добиться их расположения и обеспечить тем самым себе дальнейшее продвижение, он должен почитать взгляды и убеждения ближних как свои собственные.

Рори встал и поплелся домой вверх по откосу.

Он был влюблен, но не испытывал радостного подъема, лишь отчаяние и сознание поражения. Как легко было ему осуждать несправедливость, жертвой которой стала Кэнайна, и в ореоле собственной непогрешимости клеймить расовый фанатизм сограждан. Это было легко, потому что он выступал с безопасных позиций стороннего наблюдателя, неуязвимого случайного свидетеля, а не участника событий. Теперь он сам очутился на арене, сам был втянут в борьбу, и расовый вопрос стал выглядеть совсем иначе.

Еще час назад он мог бы с жаром утверждать, что сам он выше расовых предрассудков, просто на них не способен. А теперь он покорно склонялся перед ними, позволив этим предрассудкам определить самое главное в его жизни решение. И он не обманывался — точно знал, что он делает и почему.

На дальнем конце поселка, глядя на бледный серп, тоскливо завыла ездовая собака. Потом завыли и другие собаки, и прохладный ночной воздух огласился пронзительным лаем. Потом облако затянуло луну, собачий хор унялся, и Рори Макдональд, терзаемый сомнениями и угрызениями совести, вновь остался наедине со своими мыслями.