И мы с тобою, к счастью спеша,
приближаемся только лишь к смерти...
Так и заснем бок о бок
в сырой тишине могилы...
Проехал я мир, оседлав вещий стих.
Расстался с судьбою, глухой и слепой.
Покинул я алчный человеческий мир.
С ветром мы плачем: подслушать бы нам
сердцебиенье красавицы юной.
С луной мы рыдаем; проникнуть бы нам
В сновиденья серебряные милой.
Пью в надежде очищенья
душ людских, исполненных греха.
Пью в надежде примиренья,
равновесия света и тьмы.
Пью за прозренье жизни.
Допиваю молодость свою.
* * *
Увижу в дальней дымке гору вороную —
вспомню я отца.
Промчится синим табуном легкий ветер —
вспомню я подругу.
Сорвётся жеребёнок с привязи золотой —
узнаю свою участь.
Ускачет лошадь, купленная мною, —
узнаю в ней себя.
Порвутся путы под дождём ночным —
вспомню деда.
Припомню вдруг, что пятилетний вол мой
падёт уж скоро.
К родному табуну лошадь в путах устремится —
судьбу свою признаю.
Во всех, кто помнит и скорбит о ближнем —
узнаю я себя.
Подпруга у седла истёртая вдруг лопнет —
мать вспомню тотчас.
И вспомню, что терлик мой старый —
осиротеет без неё.
Когда проезжий от меня свежую получит лошадь,
свою узнаю душу.
Почувствую, как во мне звенит
сила тетивою.
* * *
Хотя и красит старца седина, —
что девушке за дело до неё!
Дороже истины нет ничего, твердим.
Но если поразмыслить — тоже тлен.
Благословляла ты меня:
— Живи же долго, будто ворон,
и смейся голосом лебяжьим,
а голос будет пусть совиный,
короткой жизнь, как у мотылька,
питайся скудно, словно дятел,
и пой, как жаворонок серый!
Но это не благословение —
а проклятие!
Проклинала ты меня:
— В чертогах паутины светлой
живи же тихо червем дождевым,
пусть будет пищей мед пчелиный,
люби, как бабочка цветочки любит,
пиши стихи ты кровью насекомых,
рассыпав буквы, словно муравьев,
и пусть тебе отмерит небо
жизнь краткую, мушиную, как миг!..
Но это не проклятие —
благословение!
Я тихо червем дождевым сбегу
из теней паучьих мира...
И превращусь в щепоточку земли...
* * *
Я вверил когда-то
судьбу свою, силу, отвагу
девяти белым стягам.
Следами гутулов
измерил Вселенную и
в пыли проскакавших тумэнов
топил эту землю когда-то.
В две струны морин-хура
вместил я планету.
Протяжная песня
не смолкнет вовеки в степях.
Я — монгол.
* * *
Я пришел в этот мир
не творить, не крушить —
лишь увидеть хотел,
как смеются цветы
и желтеет листва,
вод теченье, покой,
облака надо мной...
Эту землю погладить.
В вечность вернуться.
Перевод с монгольского Рахмета Шоймарданова.
Поэзия
Дулгар Доржиева
Тишина. Слово. Смех
Поэма
Тишина. уже много часов.
Небо с Землею слились в этот миг.
Сижу тихо, как зверолов,
Подбираю слова, рождается стих.
Словно часть вещего пространства,
Передо мною лист бумаги белеет.
Растет во мне дух бунтарства
Сказать свое слово, пока мысль не тлеет.
Слова бредут снова неспешно,
Словно шаги каравана в пустыне.
Кроме шороха ничего не слышно.
Сказанное слово, как копыто в пути.
В каждом слове груз памяти
Силою притяжения ложится в стих.
Тишина прислушивается к их святости,
Чтобы отзвук слов никогда не стих.
Огромна власть Тишины,
Вся Вселенная в объятиях ее нег.
В белом безмолвии рождены —
От первых звезд до дальних планет.
Человек. Тишина. Разум природы.
Дух единый для обретения слова.
Кружатся по земле ветра свободы,
И мысль людская просыпается от их воя.
Стою на земле, как ковыль седая,
Выросшая в степях древней Хилганы.
Воспеваю предков глубокие следы я,
И мне сладко слушать шепот Тишины.
Земля, уставшая от наших глупостей,
Ищет защиту у цветов и травы.
Но поднимается серая пыль окрестностей,
Разрывая робкое дыхание Тишины.
Читать дальше