Стеф Пенни - Нежность волков

— Миссис Росс, вы, похоже, несгибаемая поселенка, раз обходитесь без волдырей.

— На мне мокасины, — объясняю я. — Они не так натирают ноги. Вы сможете обзавестись такими же, когда мы дойдем до Ганновер-Хауса.

— A-а. Ясно. — Он обращается к Паркеру: — И как вы думаете, когда это случится, мистер Паркер? За ночь метель успокоится?

— Возможно, — пожимает плечами Паркер. — Но даже если так, идти по снегу будет труднее. Это может занять больше двух дней.

— Вы были там прежде?

— Очень давно.

— Но похоже, дорогу помните.

— Да.

Следует долгое неприязненное молчание. Не знаю, откуда исходит эта неприязнь, но она здесь.

— Вы знаете тамошнего управляющего?

— Его зовут Стюарт.

А ведь спрашивали Паркера не о том.

— Стюарт… А имя его помните?

— Джеймс Стюарт.

— А, я как раз думал, он ли это… Недавно мне рассказывали о Джеймсе Стюарте, который прославился долгим зимним переходом в ужасных условиях. Просто подвиг, как мне кажется.

На лице Паркера, как обычно, ничего прочитать невозможно.

— Точно сказать не могу.

— Ах вот как…

Кажется, Муди на седьмом небе от счастья. Наверное, если никого здесь не знаешь, услышать о ком-то, прежде чем его встретить, равносильно старой дружбе.

— Так все же вы с ним знакомы? — спрашиваю я Паркера.

Он бросает на меня беглый взгляд.

— Я встречал его, когда работал на Компанию. Несколько лет назад.

Что-то в его тоне удерживает меня от дальнейших любезностей. Муди, разумеется, ничего не замечает.

— Ладно-ладно, это будет великолепное… воссоединение после долгой разлуки.

Я улыбаюсь. Есть какое-то обаяние в этом Муди, топчущемся, как слон в посудной лавке… Но тут я вспоминаю, что он пытается сделать, и улыбка гаснет.

Метель не прекращается, ветер продолжает завывать. По негласному соглашению мы обходимся без занавески, обеспечивающей мое уединение. Я ложусь между двумя мужчинами, завернувшись в одеяла, и чувствую, как жар от углей опаляет лицо, но не хочу шевелиться. Потом рядом со мной ложится Муди, и наконец Паркер гасит золу и тоже ложится, так близко, что я чувствую его и исходящий от него запах теплицы. Тьма кромешная, но мне кажется, что я всю ночь не сомкну глаз от этого воя и барабанной дроби над головой; тент вздымается и трясется, словно живое существо. Я боюсь, что мы окажемся погребены в снегу или под рухнувшими стенами; лежа с выпученными глазами и колотящимся сердцем, я представляю себе самые ужасные бедствия. Но должно быть, я все же уснула, потому что вижу сон, хотя мне уже несколько недель ничего не снилось.

Внезапно я просыпаюсь и вижу — так мне кажется, — что палатка исчезла. Ветер ревет, словно тысяча банши, а в воздухе масса ослепляющего меня снега. Мне кажется, я кричу, но вихрь заглушает любые звуки. Паркер и Муди стоят на коленях, пытаясь закрыть разодранный вход в палатку. В конце концов им удается закрепить его снова, но внутри уже намело сугробы. Снег у нас на одежде и на волосах. Муди зажигает лампу; он весь дрожит. Даже Паркер кажется чуть менее сдержанным, чем обычно.

— Ну и ну. — Муди трясет головой и отряхивает от снега ноги; сна как не бывало, и все мы жутко замерзли. — Не знаю, как вам, а мне нужно что-нибудь выпить.

Он достает флягу и отхлебывает из нее, прежде чем протянуть мне. Я передаю ее Паркеру, который, помявшись, тоже делает глоток. Муди улыбается, как будто это его личная победа. Паркер разводит костер для чая, и все мы с благодарностью сбиваемся вокруг и обжигаем пальцы. Меня трясет без остановки, не знаю, от холода или переживаний, пока наконец я не вливаю в себя кружку сладкого чая. Я с завистью смотрю на мужчин, потягивающих трубки: мне бы что-нибудь столь же теплое и успокаивающее, как палисандровый мундштук, чтобы зубы не стучали.

— Похоже, нас занесло, — говорит Муди, когда с виски покончено.

Паркер кивает:

— И чем глубже, тем теплее нам будет здесь.

— Отличная мысль, — встреваю я. — Нам будет тепло и уютно, пока окончательно не задохнемся.

— Мы запросто откопаемся, — улыбается Паркер.

Я улыбаюсь в ответ, приятно удивленная столь добрым его расположением духа, но тут что-то заставляет меня вспомнить сон, который мне снился перед пробуждением, и я прячу лицо за кружкой. Не то чтобы я в точности вспомнила все, что мне снилось; скорее некое ощущение захлестывает меня внезапным особенным теплом и заставляет отвернуться будто бы в приступе кашля, чтобы мужчины не заметили в полумраке мои зардевшиеся щеки.