Елена Бочоришвили - Голова моего отца

Да, я спрашивал мать, было ли ей страшно. Она сказала, что страшно было только видеть трупы детей, потому что взрослые виноваты, а дети — нет. Но когда люди мечутся под пулями в домашних тапочках, когда находят своих мертвых любимых, разгребая чужие тела, могут ли быть среди них — виноватые?

Я хоронил моего отца дважды. Один раз мы опустили в землю тяжелый цинковый гроб на Вакийском кладбище в Тбилиси. Мать оплакивала пустой гроб так, что все рыдали. Она готова была броситься в могилу, чтобы согреть ее дно. Великая непризнанная актриса. Но еще раньше, как только она добралась до Тбилиси, мы хоронили отца в деревне Тапла, которой больше нет. Мы были вдвоем — я и мать, даже сестре мы рассказали об этом лишь много лет спустя. Мы уложили спортивную сумку с надписью «Адидас» в маленький деревянный ящик, в сорока шагах от бревенчатого дома, в котором отец когда-то родился. На верхушке горы, что упиралась в небо. Мать отсчитала расстояние от дома, ставя ступни одну к другой — носок-пятка, носок-пятка. Потом она села на стул, тот самый, что отец привез на грузовике в свой первый приезд, и смотрела не отрываясь, без слез. Я выровнял землю, и тогда она поднялась, молча, вынесла из дома бутылку вина и полила ею черную землю. Мы не сказали друг другу ни слова. Моя мать умеет молчать, когда хочет. К вечеру мы поехали назад, в Тбилиси, и, проезжая мимо полуразрушенной церкви, я машинально притормозил. Вдруг моя мать закрыла лицо маленькими ладошками и тихо заплакала. «Я его очень любила, — прошептала она. — Я его очень сильно любила».

…Моя мать живет сейчас в пяти минутах ходьбы от нас, в доме для пожилых. Я говорил с ней по телефону сегодня утром.

— О чем ты пишешь? — спросила она меня. Вопрос, который чаще всего задают журналистам.

— Ни о чем, — ответил я. — О том, как люди танцевали и любили в Советском Союзе. Помнишь, как в тех фильмах, которые нам запрещали смотреть.

Она засмеялась. Я вдруг услышал, как волна откатывается назад, в море, просачиваясь сквозь мелкие прибрежные камни.

— Надо писать о том, как мы работали, как мы воевали! — посоветовала мать. Она умела не только дачи строить!

— Когда-нибудь я напишу роман о тебе и об отце, — сказал я. Мне хотелось, чтоб она снова засмеялась, я хотел услышать морскую волну. — Короткий роман, как поэма, только самые яркие моменты. Роман в стенограмме.

— Почему в стенограмме? — возмутилась мать. — Напиши толстый роман! И тяжелый — чтобы им можно было орехи колоть!

Праздник, а не женщина.

Вот, мой сынок, Фредерик, мой мальчик, ты написал, что вы заедете в Грузию во время свадебного путешествия, и сказал, что хочешь посетить могилу моего отца. Ты попросил меня рассказать о моем Советском Союзе и о моей семье. Я благодарен тебе за это.

Извини, что написал такое длинное письмо.

Знаешь, я старею.