Игорь Афанасьев - PHANTOM@LOVE.COM (ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ)

Но не надолго.

Они с папой переехали в другой район.

Точнее — переехал папа, а Фил — вместе с ним.

А ещё точнее — папа женился.

Целый год до этого переезда Фил просто балдел от новых взаимоотношений с отцом. Они разговаривали на равных, на равных решали домохозяйственные вопросы, обсуждали по взрослому все проблемы и вместе ходили на футбол, на рыбалку и в гости.

Время от времени отец доставал из почтового ящика письмо с Дальнего Востока и молча протягивал его Филу. Первые письма Фил открывал с учащённым пульсом, но чем дальше он это делал, тем больше волнение сменялось недоумением. Мать писала о своих переменах в жизни, о том, что она удачно вышла замуж, что у неё большой дом и хозяйство, она описывала в подробностях и деталях свою новую работу и свою новую жизнь. Она задавала служебные вопросы про учебу и про личную жизнь. Словно не осталось в прошлом огромной черной дыры…

И Фил перестал отвечать на письма.

Вера, которая уже успела разойтись с первым мужем, и теперь мучилась с малышом в одиночку, горько усмехалась, читая строки от матери, а однажды отпустила комментарий, который запомнился Филу надолго: — Разбила ещё одну семью, увела мужа от жены и двух дочерей, а теперь хочет любви и счастья.

Любви и счастья хотели все.

И многие хотели его не только для себя, но и для окружающих. Отца беспрерывно знакомили и сватали «с девочками из приличных». На первое свидание, обычно, отец отправлялся сам, а на второе стал брать с собой Филиппа, утверждая, что его выбор будет иметь решающее значение. Это было забавно, пусть и не очень весело. Фил ощущал значимость своего мнения и ему было приятно оказать содействие другу — отцу.

«Из приличных» были, в основном, разводные, у многих был свой ребёнок и своя биография, в которую ни папе, ни Филу вникать не хотелось. С ними они применяли отработанную схему: ходили в кино, ели мороженное, прощались и обещали позвонить при случае.

Попадались и «барышни», но всё больше со странностями. Одна из них, рекомендованная очень ответственными людьми, для первой же встречи назначила свою квартиру, и когда папа с Филом туда вошли, они поняли, что «уйти живьём» будет очень трудно.

Кроме роскошной мебели и посуды, в квартире висели немецкие гобелены и картины, а на всех видимых местах стояли фарфоровые пастухи и пастушки. Обеденный стол ломился от икры и севрюги, колбас и паштетов, на отдельном столике стояли фрукты и конфеты, а бутылки громоздились на столике передвижном. Хозяйка дома беспрестанно говорила и передвигалась по трёхкомнатной квартире, которую ей оставил папа — генерал, уезжая на службу в Германию. Она сама ни в чём не нуждалась, работала в министерстве и какого чёрта ей нужно было приглашать в гости скромного заводского служащего, да ещё с «довеском», Фил никак не мог понять. От её беспрестанного движения и говорения, а возможно, от обилия салатов и паштетов, Филиппа начинало подташнивать. Но когда хозяйка на секунду умолкла и уселась напротив — всё открылось.

Бог был занят массой дел, когда пришёл черёд ваять очередное своё чадо — он забыл приклеить на, в общем-то, миловидное лицо нижнюю челюсть и подбородок. Когда молодая женщина говорила и двигалась — это было не так заметно, но пауза её губила.

Сытный и обильный вечер завершился вручением огромного количества подарков для Филиппа, среди которых были джинсы фирмы «Lee», коробка жевательной резинки и мечта гитариста — немецкие пластиковые струны.

Несколько дней они с отцом не обсуждали свой поход, но однажды Филипп выложил перед отцом полученные подарки и произнёс доклад, из которого следовало, что струны для его гитары не годятся, джинсы не по размеру, а жевательную резинку этой фирмы он не любит.

Не прикрытую ничем ложь Фил произнёс глядя прямо в отцовские глаза, а тот смущённо улыбнулся и попытался объяснить свою позицию:

— Понимаешь, Филипп. Мне она тоже не понравилась. Но я — это теперь не самое важное, я должен думать о тебе, о том, чтобы у тебя всё в этой жизни было.

— Тогда лучше поехали в Москву — она тебя ещё ждёт, наверное, — брякнул Фил и пожалел о своём длинном языке.

Отец побледнел и стал тереть рукой сердце, а затем вытряхнул на ладонь валидол и положил таблетку под язык.

— Ты не волнуйся, — положил Фил руку на плечо отца, — я не маленький, я всё понимаю.

— Я надеюсь на это, — тусклым голосом пробормотал отец, а затем твёрдо добавил: — А знаешь — это идея, эта женщина мне действительно нравилась.