Игорь Афанасьев - PHANTOM@LOVE.COM (ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ)

Через неделю из Москвы пришло письмо, в котором вежливо сообщалось о том, что жизнь не стоит на месте, а в завершение была изложена просьба — более не беспокоить. Папа развёл руками и произнёс приговор:

— Останемся мы бобылями!

И ошибся.

Невеста ужасно боялась Филиппа, и не скрывала этого. Она вообще ничего не скрывала и её искренность подчёркивалась румянцем смущения — он посещал её симпатичное лицо при каждом появлении Фила. Поначалу, он весьма иронично поглядывал на очкастую туристку, которая, наслушавшись классической музыки и начитавшись классической литературы, до тридцати лет искала принца или героя, исходив нехожеными тропами полстраны. Страна была большая, но принцев в этой стране перестреляли и перевешали, герои во множестве полегли на войне, а выжившие мужики были нарасхват. К тому же, невеста была из большой еврейской семьи, что резко сокращало круг претендентов на её пухлую ручку. Семья была обеспокоена критическим возрастом и несерьёзным походом к жизни уже зрелой туристки и занималась поиском «приличного человека».

В этом качестве и рекомендовали папу.

Это было дело рук соседки, Анны Абрамовны. Она была родственницей семьи с какой-то дальней стороны и была рада устроить жизнь сразу трём хорошим людям. Присутствие третьего — Филиппа вызывало некоторые сомнения, но личное знакомство семьи с папой перевесило все опасения.

Свадьбу сыграли на славу.

На свадьбе были все четыре сестры — основательницы большого киевского клана. Именно они пустили корни мощного дерева, которое не смогли выкорчевать ни сталинские, ни гитлеровские ублюдки. Мужчины — на фронте, женщины — в эвакуации, кто где, но сердцем вместе. Может быть поэтому война и собрала малую дань с семьи — большинство мужчин вернулось с фронта живыми, а те, что погибли, успели оставить после себя детей и внуков. Братья, сёстры, племянники и племянницы, родственники по мужьям, по жёнам, двоюродные и троюродные, местные и приезжие, близкие и дальние, старые и молодые — все танцевали на столе и искренне радовались, что в семье — всё хорошо.

Филипп чувствовал себя неловко в кругу весёлых, шумных и совершенно незнакомых ему людей. Он чувствовал, что на него с любопытством поглядывают со стороны, искал место поукромней и ловил себя на том, что не разделяет полностью всеобщее торжество.

Всего год назад его бросила мать — теперь уводили отца.

Нет, отец оборачивался и звал его к себе поближе, гости подняли тост за Филиппа, его обхаживали со всех сторон, и каждый старался угостить и обласкать. Но уже через мгновение все возвращались к главным действующим лицам — молодожёнам. Филипп всё понимал. Наивные люди. Они забывали, что ему уже исполнилось тринадцать, и что последний год ему нужно было считать, как службу фронтовику: год — за три.

— Ты чего нос повесил?

Фил обернулся и обомлел. Смуглая красотка сверкала белыми зубами и чёрными глазами, в глубине которых плясали самые настоящие черти. Черти помахивали хвостиками ресниц и сверкали миллионами маленьких фейерверков в каждом глазу девчонки.

— Идём потанцуем! — она схватила его за руку, и спустя мгновение они оказались в кругу танцующих. Филипп понятия не имел, как нужно танцевать, но быстро сообразил и вместе со всеми стал лихо переваливаться с ноги на ногу в едином сумасшедшем темпе. В центре круга братья, дяди и племянники держали над головами стул, на котором охала от страха невеста, а папа, рядом с ней, весь светился от счастья и норовил достать её из поднебесья.

Пляска завершилась криками, поздравлениями, и дальше музыканты пошли по кругу, укладывая деньги и ценные подарки на огромный поднос.

— Идём на улицу!

Они спустились с шестого этажа на первый, вышли на Малую Житомирскую и красотка представилась:

— Я теперь, как бы, твоя двоюродная сестра. Меня зовут — Лена. У тебя классный папашка — нам подходит!

— Я тоже — классный, — брякнул Филипп и густо покраснел — слава Богу, в темноте этого никто не мог увидеть.

— Значит, и ты нам подходишь! — рассмеялась новоявленная родственница.

Они спустились вниз по улице к площади имени Калинина и долго болтали, разгуливая вокруг кружевной чаши фонтана. Лене было уже четырнадцать, но она никак не демонстрировала своё старшинство, а напротив, говорила с Филом, как со старым закадычным приятелем. Фил вначале старался надуваться и умничать, но потом ему осточертело это занятие, и он расслабился до чтения своих импровизаций и стихов. Лена радовалась, как маленький ребёнок, удачным рифмам и пробовала сама сочинять куплеты, но с переменным успехом. Они не заметили, как вырулили из-под фонтана и поднявшись вверх по узенькой улочке оказались на полуночной площади Богдана Хмельницкого. Мощные прожектора выхватывали из мрака героическую пару — коня и наездника, а над головой у гетьмана сиял золотой нимб Софии. Были времена, когда вокруг памятника громыхал трамвай, и под ногами блестели отполированные временем чёрные булыжники, но Лена не знала этого, так как жила на Сталинке и в центре бывала редко. Филипп вызвался показать ей родные места, но Лена взглянула на часы и решительно двинулась в обратный путь — на свадьбу.