Виктор Ротов - Карл Маркс на нижнем складе

Кроме культурного центра, в поселке был еще административный центр. Это кусок дороги, примыкавшей к конторе леспромхоза — новому двухэтажному зданию. Под одной крышей с конторой приютились с одного конца продуктовый магазин, а с другого — хлебный магазин. Дальше — довольно приличная, тоже новая, столовая.

Возле конторы с раннего утра сновали люди, стояли машины, гомонила очередь за мясом и молоком. Напротив конторы, через дорогу, на скамейке, местные бабули продавали картошку ведрами, разную зелень, орех — фундук и семечки на стакан. Стакан был «хитрый». Зауженный до невероятности со стороны дна, наполненный и утопленный в семечки, он сверху казался нормальным стаканом, а на самом деле это был маломерок — зауженный, да еще и с толстым дном. Точно так же и ведро с картошкой. Это было не ведро, а что‑то вроде детеныша ведра. Внешне как будто бы настоящее — и ободок, и дужка, и сделано конусом — ну ведро и только! А по вместимости в два раза меньше. Явное очковтирательство! Но у бабулек, торгующих семечками, орехом — фундуком и картошкой, совершенно невозмутимый и непробиваемый вид: как будто это не стакан — рюмка и не ведро — детеныш, а настоящая посуда. И как будто они тут ни при чем.

Интересный народ эти бабульки!

Интересен и народ, который крутится возле конторы с раннего утра. (Если присмотреться.) Вот стоит всхрапывает местный балагур — заика. Он говорит громко, в нос, растягивая слова и то и дело всхрапывая, будто лошадь над пучком сена. Говорить ему явно тяжело, но он почти не умолкает. Он без конца рассказывает, как они отступали в горы, когда пришли немцы, и как потом он лежал в госпитале, когда его контузило разрывом снаряда. Он чем‑то напоминал Гугу. Его, как и Гугу, можно было видеть везде: в конторе, в магазине, в столовой, на станции, в предбаннике, возле Дома культуры, за доминошным столом… И везде он искал собеседника, чтоб еще рассказать, как его контузило и как он лежал в госпитале.

С раннего утра околачивался возле конторы и шофер директора. Грузный, с красным склеротическим лицом армянин. Сначала кажется, что он изнывает от безделья в ожидании директора. Но, присмотревшись, понимаешь, что он напряженно трудится: к нему то и дело подходят люди, что‑то говорят ему, он что‑то говорит им. Говорит небрежно, повелительным тоном. Оказывается, он перекупщик, а люди, которые с утра тянутся к нему, — заготовители. Они заготавливают хвойную лапку, древесный мох, дубовую кору, ягоды, орехи — фундуки, грибы, дикую грушу, кислицу (всех даров леса и не перечесть!), он скупает за гроши, а сдает государству за хорошие деньги. У него выпученные трахомные глаза и невероятно наглый взгляд. Когда он смотрит на вас, хочется снять и отдать ему рубашку.

С раннего утра возле конторы скапливается до десятка машин. Грузовые и легковые автомобили, автокраны, фургоны, лесовозы: всем нужны пиломатериалы, паркет, штакетник и просто круглый лес. На грузовиках приехали те, кто уже пробился сквозь бюрократический заслон, подписал нужные бумаги и готов загрузиться; на легковых — те, кто надеется пробиться или проскользнугь каким‑нибудь обходным манером. Словом, жаждущие, страждущие, «без крыши над головой», «погорельцы», «застройщики», «молодожены», которым негде провести медовый месяц; «аварийники», а на поверку — дельцы и спекулянты. Для пущей убедительности они капитально небриты, немыты, неопрятны, с хорошо отработанным видом несчастных людей. Они сказочно терпеливые и целеустремленные.

Простой обыватель поселка выскакивает в центр в чем попало: в халате, в майке или даже в комнатных тапках. И обязательно небрит. Особенно те, кто рядом живет. Но вдруг появится местная модница. Это, как правило, красивая девушка или молодая одинокая женщина. У нее, как говорится, все на месте и безупречные шмотки. Ну, конечно, румяна во всю щеку и загадочно подсинены веки, и в ушах необыкновенные серьги, и сумочка через плечо, и сосредоточенные в себе глаза. Казалось бы — ну что за идея вырядиться и ходить по крошечному пятачку административного центра, где сплошь небритые мужчины и несчастный говорун — заика со своим лающим говором. Ан нет! Смысл есть. И немалый: каждый день здесь промышляют дельцы, спекулянты и перекупщики. И хоть они небриты и капитально немыты и у них хорошо отработан вид несчастных людей, — местные красавицы — модницы хорошо знают, что за этими немытыми, небритыми бородами скрываются денежные, а подчас даже богатые люди. Авось повезет, и кто‑нибудь из них клюнет и вывезет ее отсюда, из этого затхлого, скучного до одури местечка.