Виктор Ротов - Карл Маркс на нижнем складе

Это «хрум — хрум» позабавило Ляльку. Она долго звонко смеялась. Гугу даже не выдержал, подошел к ней, слегка потерся. Мол, разделяю твою веселость. Мол, это действительно смешно — «хрум — хрум».

Так и не придумали новую кличку псу. Легли спать. На душе у Петра было пакостно, и он долго и мучительно не мог заснуть. Ворочался, словно под ним была не мягкая пахучая, всегда свежая постель, а доска с гвоздями. Гуля положила на него руку: мол, чего ты? Успокойся, я здесь, рядом; я с тобой, я люблю; я тоже не сплю и не засну, пока ты не успокоишься. Потом шепнула:

— Я хочу тебя…

Петр повернулся к ней.

…И как всегда, на душе стало пусто и приятно легко. Мышцы, несмотря на бурное минутное включение, быстро расслабились. Что‑то внутри отхлынуло раз и другой. И он провалился в глубокий радостный сон. Еще чувствуя эти внутренние отливы, как бы смывающие его в желан ные бездонные глубины сна, успел подумать: какая все же сила заключена в близости с ж^ншиной!.

Сколько раз он об этом думал! Сколько раз он пытался объять несовершенным умом своим эту дивную загадку природы. Этот таинственный язык общения, на котором говорят все народы мира, все живое на земле. Что за чувство такое, которое и ранит, и исцеляет, убивает и воскрешает, огорчает и дарит несказанную радость; терзает и ласкает, дарит миру бесконечное обновление. Самые страшные испытания судьбы ничто по сравнению с мигом любви. Ради этого мига люди идут на муки и смерть, на боль и лишения. И она, любовь, — единственное в этом мире влечение, сохранившее свою первозданность, несмотря на все ухищрения подлого человеческого рода, — осталась чувством чистым, желанным, всесильным. Вот что должно составить основу всяческой деятельности человека. Всех его устремлений на Земле и в космосе. Этот путь подсказывает сама природа. Человеку надо только прислушаться к ней. Не выдумывать, не искать каких‑то других неестественных путей, идолов, не метаться из стороны в сторону. Не изобретать велосипед.

Приснилось Петру, что у него обе ноги целы. И что они танцуют с Гулей вальс на борту белоснежного океанского лайнера. Море гладкое. За бортом кувыркаются дельфины, а из глубин, сквозь толщу прозрачной воды смотрит виновато небритый толстый грузин в рубашке навыпуск. Гурам, а может, Отар, а может, даже Заур. «Ага!.. Что, влип? Попался!» — торжествует Петр и чувствует, что его не то радует, что грузин повержен на дно океана, — ему радостно оттого, что он танцует с Гулей вальс. Что у него обе ноги, что он теперь полноценный человек и что он любит Гулю. Очень любит! И чем больше он сознает, что любит ее, тем ему радостнее на душе. Хорошо! Как хорошо!!!

Петр проснулся с легким чувством на душе. Вспомнил почему‑то пса. Теперь не так скучно будет в ночном дежурстве. И не так опасно. Хорошо! Хороший пес!.. И туг его осенило: а если так и назвать его — Хороший?..

— Гуля, Гуля! — тихонько затормошил он жену. — Слышишь? Я придумал…

— Что — о? — трудно просыпаясь, отозвалась Гуля.

— Я придумал, как мы назовем пса!

— Чего?.. — Гуля нехотя села в постели. Повздыхала, поглядывая по сторонам, на окно. (За окном темно еще.

Значит, ночь). На Петра. Он смотрит на нее радостно, заложив за голову руки. — Ты чего?

— Придумал, как пса назовем. Хороший!

— А — а-а, — Гуля, кажется, включилась. Подумала. — Правда. Хорошо. Пес‑то хороший. И кличка — в самый раз…

— Пойдем Ляльке скажем.

— А может, утром?

— Пойдем, пойдем! Она тоже расстроилась с вечера. Тоже не спит, ворочается.

— Ну, пойдем.

Лялька и в самом деле как будто ждала их. Только Петр дотронулся до ее плеча, она повернулась:

— Придумали?

— Придумали.

— Как?

— Хороший!..

Лялька села в постели. Гуля включила свет.

— Хороший… Правда! — она вдруг соскользнула с кровати и посеменила в коридор в своей беленькой, длинной, по щиколотки, ночнушке. Гугу поднялся ей навстречу на куске ковровой дорожки у порога, возле той тумбочки, где прощались и никак не могли проститься Гуля и Петр в ту злополучную ночь тайного греховного свидания. Протрубил свое «гу — гу!» Лялька бросилась ему на шею.

— Хороший! Хороший!..

Пес встал и осторожно понюхал костыль, на котором стоя/, его хозяин.

Петр пояснил:

— Я на ночь снимаю протез…

Пес еще раз понюхал костыль, пошел в спальню, нашел протез, понюхал его, глянул хозяину в глаза, мол, все ясно, и пошел на место. Лялька ходила за ним следом, хватала его за морду, обнимала на ходу. Он терпеливо сносил ее ласки. А потом и лизнул.