Александр Зиновьев - Желтый дом. Том 1

Вышел аспирантский сборник. Он только назывался аспирантским, так как лишь одному аспиранту удалось протолкнуть свою статейку в него. Остальные статьи принадлежали докторам наук (две, и обе — Смирнящева), кандидатам наук (три, и все три — Сазонова), младшим сотрудникам, которые уже давно забыли про аспирантуру или вообще не помышляли о ней (десять, среди них — статейка МНС). Авторы, скупившие половину тиража, счастливые бродили с пачками книжек по институту и дарили всем направо и налево с трогательными надписями. Всем авторским коллективом преподнесли подарок Петину, всем его заместителям, Ученому Секретарю, «кадричке» Быковой, заведующей научным кабинетом и многим другим полезным лицам. МНС подарил по экземпляру Тваржинской, ее заместителю, всем заведующим секторами и их заместителям. Оставшиеся экземпляры он презентовал Добронравову, Учителю, Знакомому и одной молоденькой девочке, появившейся в отделе философии стран Востока с целью приобретения трудового стажа для поступления в университет, в который она не прошла по конкурсу в этом учебном году. Один экземпляр оставил родителям, один — Татьяне, один — себе.

— Уф, — сказал он. — Наконец-то избавился от этого дурацкого груза. Забавно все-таки. Знаю, что это — муть. И все равно приятно видеть эту свою муть напечатанной. А вдруг кто-то прочитает! Может, понравится кому-то! Может, сошлется кто-нибудь!

— Поздравляю, — говорит Учитель. — Я искренне рад за тебя. Это у тебя четвертая публикация? Для защиты вполне достаточно. Авось все образуется. Одним словом, жизнь прекрасна. Может быть, и я на старости лет последую твоему примеру. Очень уж заманчивая перспектива. Будем кандидатами. Потом лет десять будем мучиться — сочинять новые статейки и даже монографии. Ах, как сладко это звучит: мо-но-гра-фия!! Потом будем пробиваться на защиту докторских диссертаций.

— А что потом?

— Осознаем себя выдающимися учеными. Будем писать банальную ерунду на высоком теоретическом уровне и душить молодых талантливых ребят (если, конечно, такие появятся, что маловероятно) под предлогом защиты достижений мировой науки. И в конце концов подохнем, произведя вздох облегчения у одних и оставив равнодушными всех прочих.

— Невесело.

— Это еще ничего. Мы тогда, по крайней мере, сдохнем с надеждой на то, что потомки оценят наш выдающийся вклад в науку. А если без статей?! Если, о ужас, без мо-но-гра-фи-и?! Без вклада?!! Нет, так не годится. Надо непременно что-то сотворить. Что?

— Один мой знакомый в таком случае рвался дать по морде Железному Феликсу. Другой хотел взорвать Кремль или шлепнуть Шефа КГБ. Их, конечно, засадили куда следует. Если хочешь, можно поджечь мусорную урну в районе Лубянки, а еще лучше у «Националя». Там иностранцев полно. Знаешь, как зашебутятся переодетые агенты! Обсмеешься.

— Нет, я для этого староват. Лучше найдем тихое местечко, выпьем не торопясь, потоскуем о чем-то настоящем. Прочитал я тут недавно одну книжку. Заграничную, конечно. Наши я давно перестал читать. Книжка эта называется «Жизнь после смерти». Пользуется бешеным успехом. У нас за перевод ее на черном рынке дерут тридцатку. В чем дело, не могу понять. Возьми одно только название. Ведь чепуха. Смерть по определению есть прекращение жизни. А никто на это не обращает внимания. И в таком стиле вся книга.

— Не хотят люди умирать. Вот и ищут всякие зацепки.

— Нет, дело тут не только в этом. Тут глубже. Увлекаются такого рода книжечками в основном люди образованные, искушенные в современной науке.

— Но в чем-то ущербные, непреуспевшие, неудачники, пострадавшие. Ищут компенсацию. Нечто неподконтрольное начальству и не зависящее от социального положения и жизненного успеха.

— Похоже. Но все-таки еще не совсем то. Разумом я протестую против этой идиотской «жизни после смерти», а печенкой тоже тянусь к ней. Почему? Кажется, все очень просто. Прочитал предисловие, видишь — чушь, выкинь книжку, не читай дальше. Так нет же, перечитал пару раз. Некоторые места — по три и по четыре раза. В чем дело?

— Не знаю. Должно быть, есть какой-то разрез бытия, от которого нас тщательно оберегают и с детства приучают не смотреть в него, признавать несуществующим. А он на самом деле есть и как-то дает о себе знать.

— Это ближе к истине. Но все еще не то. Боюсь, что нам вообще не дано этого понять.

Догадался ли ты, когда тебя убили, что ты умер?

Конечно. Я видел себя падающим с коня и с рассеченной головой.