Александр Зиновьев - Желтый дом. Том 1

— А если...

— Не наивничай. Не первый раз. Твои привычки и методы Там уже изучены досконально. Как погасят свет, не спрашивая имени, лезь за пазуху. Там кое-что есть. И потом под юбку. Там тоже кое-что приготовлено. Спеши!

Говорят,

унижает жалость.

Ну а я прошу:

ради Бога,

Пожалейте,

хотя бы немного,

Унизьте,

хотя бы малость.

Равнодушно

не проходите,

Удержитесь

от взгляда злого.

Не скупитесь

на доброе слово,

По плечу слегка

потрепите.

Может, эта

сущая малость

Переменит

жизни движенье.

Так приди же ко мне,

униженье,

Основанье которого —

жалость.

— Главное в жизни, — говорит Маркс, — это борьба. Но не любая, а только за освобождение рабочего класса. Я за это все силы отдал.

— За освобождение от кого и от чего? И чего ты этим добился? Верно, в результате революции некоторые представители рабочего класса выбираются на вершины социальной иерархии. Но разве это — освобождение? А что происходит с тем рабочим классом, который образуется через несколько поколений? Его же снова освобождать надо! От кого на сей раз? И к каким идеалам его звать?

— Маркс прав, — говорит Ленин. — Борьба есть главное содержание жизни. Я все свои силы отдал за переустройство России...

— И что же вышло из этого? Русский народ как жил хуже всех европейских народов, так и продолжает жить. А ради чего? Чтобы очередной тщеславный болван стал маршалом или генералиссимусом и увешал себя орденами? Ради первенства и превосходства любой ценой?

— Ты прав, — говорит Сталин. — Они все суть наивные мечтатели. Но в отношении борьбы, как таковой, они правы. Я вот всю жизнь боролся, но не за абстрактные идеалы, а с живыми (теперь, конечно, мертвыми) врагами. Я почти всех победил. Но кое-кто уцелел. Иди за мной, и будешь счастлив.

— А кто есть враг?

— Все есть враг.

Сот . Как вы считаете, способен МНС совершить какой-нибудь безрассудный общественно опасный поступок?

Добр. Вполне. Он неоднократно пытался обсуждать со мною проблему покушений на крупных деятелей страны. Сначала я воспринимал это как шутку. Потом это мне стало казаться странным, и я стал избегать разговоров с ним.

Сот. А в какой связи он пытался вести эти разговоры?

Добр. К нам в институт приходит много сумасшедших. Среди них один, которого МНС прозвал Террористом, свихнулся на этом. МНС использовал приходы Террориста и его рукописи как повод поговорить на эту тему.

Сот . Чего он от вас конкретно хотел?

Добр . Это мне неясно. Однажды он расспрашивал меня, как человека связанного с ДОСААФ, о видах гранат, имеющихся на вооружении в нашей армии.

Сот . У нас к вам будет просьба — возобновите встречи с МНС и беседы с ним. Не избегайте разговоров такого рода, а, наоборот, провоцируйте их. Нам важно пока выяснить, насколько он охвачен этой навязчивой идеей и насколько далеко способен пойти в этом направлении. Ясно?

Добр . Конечно.

Сот . Теперь ознакомьтесь с этим документом и подпишите его. Вы не маленький, сами понимаете, к каким последствиям вас приведет, если вы не сохраните в тайне наши беседы.

Задумаюсь, звукам внемля,

И слышу такое нередко.

Ты думаешь, я — земля?

Я пепел твоих предков.

Колени склоню у ручья

Студеной воды напиться.

И слышу: ты знаешь, чья

Кровь из камней сочится?

Я в рот с отвращеньем сую

С картошкой гнилую котлету.

И слышу: ты долю мою

Съедаешь, товарищ, при этом.

Я женщины трогаю грудь,

И в губы впиваюсь до боли.

И слышу: браток, не забудь,

Про наши законные доли.

В чем я провинился, кричу, Небеса?

За что мне досталось такое?

За что эти мертвые голоса

Не дают мне нигде покоя?

Ты отмечен, слышу, чужой виной,

За чужие грехи судим.

У погибших нету меры иной

За себя отплатить всем Им.

Наш институт, было написано в заметке в стенгазете, подписанной псевдонимом Наблюдатель (хотя всем было и вестно, что сочинил ее Соловейчиков), живет полнокровной жизнью здорового советского коллектива, о чем свидетельствует состоявшаяся в воскресенье поездка за город, организованная месткомом. В этом мероприятии наряду с молодыми сотрудниками (самой молодой было на самом деле за тридцать) приняли участие старшие товарищи (главным образом — старые пьяницы во главе с Шубиным). Автобус быстро (на самом деле — одуряюще медленно, с нелепыми остановками — шофер забыл заправиться бензином утром и сменить неисправное колесо) доставил отдыхающих в прекрасное (на самом деле — заплеванное и замусоренное) место на берегу водохранилища (к берегу проехать не удалось, так что выгрузились чуть ли не в полкилометре от воды). Ехали с песнями и шутками (всю дорогу урезонивали расходившегося алкоголика Шубина, который хватал всех женщин подряд за запретные места). День провели насыщенно (мужчины насытились водкой, а женщины — отвратными бутербродами и сплетнями), зарядившись здоровьем и хорошим настроением на всю предстоящую трудовую неделю (Шубин подрался с кем-то из посторонних и заработал мощный фонарь под левым глазом, Качурин пропорол руку о битую бутылку, прыгнув в воду с берега, у заведующей кабинетом лопнул корсет, стягивавший ее необъятную талию, у аспирантки из Якутии украли сумочку с деньгами и документами). Это ценное начинание (такая поездка устраивается каждый год и каждый раз о ней говорят как о начинании) месткома следует всячески поощрять и продолжать. Оно способствует сплочению коллектива (Шубин переругался с Качуриным, и они перешли на «вы», аспирантка из Якутии обозвала заведующую кабинетом фашистской дурой, а та в ответ пригрозила заявлением в комсомольское бюро). Природа, как это бывает в это время в нашем чудесном Подмосковье, одарила тружеников нашего коллектива ласковым солнцем, бархатной зеленью трав и дерев, голубизной спокойных вод (трава вытоптана, вода мутная, повсюду мусор, деревья обломаны, после обеда сначала поднялся пыльный и холодный ветер, а потом стал моросить злой мелкий дождь).