Артур Хейли - На высотах твоих

Старик испытующе оглядел Элана.

— Не считаете ли вы, что тот, кто платит музыканту…

— Нет, сэр, не в данном случае. Я считаю необходимым делать так, как лучше для моего клиента, а не то, что кажется выгодным с политической точки зрения.

Улыбка исчезла с лица сенатора, в голосе его зазвучал явный холодок.

— Я мог бы напомнить, что вам предоставляется возможность, за которую ухватились бы многие начинающие адвокаты.

Элан поднялся.

— Тогда я посоветую вам заглянуть в справочник по профессиям, сэр, — он обернулся к Шерон. — Прости, если подвел тебя.

— Минутку! — окликнул его сенатор. Он тоже встал и уставился в глаза Элану. Голос его гремел на басовых нотах. — Должен сказать вам, мальчик мой, что я считаю вас весьма нетерпеливым, дерзким и неблагодарным… Я принимаю ваши условия!

Они скрепили соглашение рукопожатием, после чего Элан отклонил приглашение сенатора остаться на ленч.

— Мне лучше бы попасть на судно уже сегодня, — объяснил он. — Может статься, что у нас будет не так много времени до отплытия.

Шерон проводила его до двери. Надевая пальто, он ощущал ее близость, запах ее духов.

Слегка смущенно и неловко он проговорил;

— Приятно было повидаться, Шерон.

Она ответила улыбкой:

— Мне тоже, — на какое-то мгновение вновь появилась и тут же исчезла эта ее очаровательная улыбка. — Даже если тебе не нужно отчитываться перед дедом, обязательно приходи навестить нас.

— Никак не могу понять, — радостно признался Элан, — почему я столько времени этого не делал.

После прошедшего накануне ночью дождя в порту остались огромные лужи, и Элан Мэйтлэнд осторожно обходил их, время от времени поглядывая на силуэты судов, мрачно темневших на фоне серого низкого неба. Однорукий сторож с дворнягой — единственный человек, встретившийся ему в безмолвном и безлюдном доке — показал ему дорогу, и теперь, разбирая названия на отшвартованных судах, он определил, что «Вастервик» стоял вторым от начала.

Единственным признаком жизни на судне была тонкая струйка дыма, которую тут же разгонял ветер, едва она успевала подняться. Вокруг «Вастервика» раздавались приглушенные, едва слышные звуки: плеск воды и поскрипывание дерева где-то внизу, сверху доносился тоскливый плач мечущихся чаек. «Голос порта — это голос одиночества», — подумал Элан. Сколько же портов говорило этим голосом с человеком, на встречу с которым он шел!

Он также раздумывал над тем, что же за личностью окажется этот заяц Анри Дюваль. Газеты, спору нет, описывали его с симпатией и сочувствием, но газеты так часто далеки от истины в своих публикациях. Более чем вероятно, пришло в голову Элану, что человек этот — наихудшего сорта океанский бродяга, который никому не нужен — и по веским причинам.

Он добрался до металлического трапа и стал взбираться по нему на борт судна. К тому времени, когда он вскарабкался на верхнюю перекладину, его ладони были сплошь перемазаны ржавчиной.

Проход на палубу перегораживала цепь, с которой свисал кусок фанеры. Грубо намалеванная на нем надпись предупреждала:

ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН ПО ПРИКАЗУ КАПИТАНА С. ЯАБЕКА.

Элан снял цепь с крючка и ступил на палубу. Не успел он сделать нескольких шагов к металлической двери, как его остановил резкий голос:

— Табличку видели? Хватит с нас репортеров!

Элан обернулся. По палубе к нему спешил высокий худой человек лет тридцати-сорока. Помятый коричневый костюм, на лице заметная щетина. Его акцент — невнятное, мягкое «р» — выдавал скандинава.

— А я не репортер, — возразил Элан. — Мне нужен капитан.

— Капитан занят. Я третий помощник. — Высокий закашлялся, прочистил горло и метко сплюнул через борт.

— Крепко же вы простыли, — заметил Элан.

— А! Вся эта ваша страна — одна сырость и холод. У нас дома, в Швеции, тоже холодно, но воздух-то, воздух сухой. Зачем вам капитан?

— Я адвокат, — отрекомендовался Элан. — Пришел выяснить, не смогу ли чем помочь вашему зайцу, Анри Дювалю.

— Дюваль! Дюваль! Всем вдруг нужен Дюваль. Он становится у нас здесь самой важной фигурой. Ну, вам ему не помочь. Мы — как это сказать? — влипли. Он останется с нами, пока судно не затонет. — Высокий язвительно усмехнулся. — Оглянитесь вокруг, ждать уже недолго.

Элан посмотрел на ржавчину и облупившуюся краску. Принюхался — зловоние гниющей капусты напористо било в ноздри.

— Да, — ответил он. — Я вас понял.

— Раз вы не репортер, — уступил высокий, — капитан, может, вас и примет. Пошли! Я провожу вас — мой вам подарок на Рождество.