Сергей Боровский - Мальчик для бритья

Комары в Бесконечности...

Михеев хлопнул ладонью по щеке и остановился. На горизонте собралось светать. Он успеет притвориться спящим, если поспешит.

- Рядовой Михеев!

- Я!

- Два шага из строя!

Толстый чужой майор, пристально глядящий на него сквозь затемнённые стёкла очков. Минус или плюс? Или ему солнце наше мешает?

Они идут в штаб, где специально приготовлен отдельный кабинет, пачка бумаги, бешено вращающийся вентилятор. Чаёк будет позже. И бутерброды. Правда, только для белых. Закурить никто не предлагает — времена не те.

- Когда и при каких обстоятельствах вы виделись с сержантом Ивашкиным в последний раз?

- Позавчера ночью. Он разбудил меня и позвал с собой в уборную.

- В каком часу?

- Примерно в три.

- Как он объяснил свой поступок?

- Сначала никак, а потом, когда мы пришли на место, он сказал, что хочет сбежать.

- Подробнее.

- Я точные слова не запомнил. Спать хотелось. Но что-то вроде того, что откажется стрелять по живым людям, если прикажут. Мол, всё равно под трибунал.

- Куда побежит, говорил?

- Говорил, что домой... Ну, то есть в свой город. У друзей прятаться собирался.

Прокурор записал последнюю фразу и остановился.

- Вы в каких были отношениях с сержантом Ивашкиным?

- Не понял вопроса, товарищ майор.

- С удовольствием намекну. Вы педики?

- Никак нет.

- Тогда почему он именно вас среди ночи вызвал на исповедь?

- Не могу знать.

- Пиздюлей от него регулярно получали?

- Никак нет.

- Плохо, рядовой. Подпишите.

Прокурор ловко развернул листок бумаги на столе: придавил одним пальцем, а вторым крутанул.

- Здесь?

- Да где угодно. Свободны пока, но я не прощаюсь. Пределы воинской части не покидать.

Шутил он так, наверное.

Неприятности продолжились ближе к ночи. «Деды» обступили Михеева в казарме.

- Что это за гонево? - начал один из них. - Ты зачем Иваху сдал?

- Я не сдавал. Он сам...

Удар в ухо. Потом в живот.

- Я не сдавал.

- Саечку за испуг.

Небрежный пинок ботинком в лицо. Брызги крови из носу. Гимнастерку придётся стирать, а времени в обрез. Жаль, ему «духи» пока не положены.

- Ты прокурору будешь это дерьмо рассказывать.

Михеев решил молчать. Побьют, устанут, отвяжутся. Так и случилось — пяти минут им хватило. Слабый дед пошёл. Не выносливый. Справедливости ради, они и сами, поди, не знали, чего добиваются, каких именно улик и признаний. Пообещали до всего докопаться. Ага. Лопату вам в руки.

Михеев умыл разбитое лицо холодной водой, глядя в крохотное, искалеченное службой зеркало. Ничего. Бывало и хуже. И осторожничать он из-за дедовских наездов не собирается. Ивашкин ждёт ужина и чего-нибудь жидкого. Кстати, что у нас в меню? Сайра отменяется. Кончилась. Сегодня перловка по-полевому. Не варёная. Кто её варить будет? В каком котле? Пакетик — килограмм веса примерно. Сиди и жуй. Куда тебе торопиться?

Ивашкин выпил воды. Похвалил. К перловке отнёсся философски и отложил на потом. Разговор потянулся медленный, расслабленный.

- Как рука?

- Получше.

- Ты старайся её поменьше шевелить, а то срастётся неправильно.

- Ладно. А у тебя всё цело?

Михееву вдруг захотелось пожаловаться на синяки и ссадины, но в последний момент пришла идея получше.

- Вроде бы. Только хуй колом стоит целыми днями.

- Ага, - участливо отнёсся к новости Ивашкин. - У меня тоже такое бывает. Говорят, это нормально. Одна резвая вдова — и симптомы исчезают.

- Не, это другое. Как в Бесконечность ходить стал, так и зацепило. А с бабами у меня — всё наоборот. Разденешь её, положишь перед собой — тут и сказочки конец. Боюсь я его.

- Кого?

- Мохнодырчатого разверзия. Лот номер двадцать пять: барельеф «пастушка, стоящая раком». Чёрный мрамор, отвёртка.

Михеев произнёс эту сумятицу на одном дыхании, израсходовав кислород полностью.

- Тебя кто-нибудь ждёт? - спросил Ивашкин.

- Не. Я специально с ней поссорился, чтоб не ждала.

- Не хотел неожиданностей?

- Так спокойнее.

- Да уж, - Ивашкин хмыкнул. - А меня ждёт.

- Как зовут?

- Наташа.

- Красивая?

- Ну, а какой смысл страшную любить?

- Не знаю. Страшные, говорят, самые верные и заботливые. И готовить умеют.

- А жить со страшной как?

- В темноте.

Михеев заржал в полный голос и долго не мог успокоиться.

- Жаль, ты не куришь, - проговорил он, когда устал.

- Почему?

- Я бы тебе сигарет принёс.

- Может, лучше одеяло? Или матрац?

- Ишь ты!

- Холодно.

- Ладно. Спрошу, но не обещаю.

- А, кстати, у вам там кто постельными принадлежностями заведует?