Рейчел Кинг - Полет бабочек

— Миссис Эдгар.

Она оглядывается. Тот же человек, которого она недавно хватала за рукав, стоит, держа в руках свою большую коричневую шляпу-котелок. Он кланяется ей, и Софи становится видна его макушка, едва покрытая жидкими волосами медного цвета.

— Я — Фрэнсис Райдвел.

Это же агент мужа. Она не видела, как он подходил к ней, и даже не слышала его шагов по каменной брусчатке.

— О да, конечно, — произносит она. — Благодарю вас за то, что доставили мужа домой. Ваше письмо было такой неожиданностью.

Руки ее по-прежнему на плечах Томаса. Странно, что они еще там. Она отпускает мужа, отдергивая руки.

— Сударыня, все дело в том…

Мужчина замолкает. Едва заметным кивком он указывает на скамью под навесом. Ему хочется, чтобы она отошла в сторону и села рядом с ним. Она смотрит на реакцию мужа. На этот раз его глаза закрыты. Она колеблется, не решаясь, по когда мистер Райдвел отходит от нее — идет следом за ним.

Он ждет, когда она сядет, и лишь затем садится сам, и, пока он возится, поправляя плащ, она обращается к нему с вопросами, теряя терпение.

— Мистер Райдвел, он здоров? Что-нибудь случилось?

Мистер Райдвел качает головой.

— Я и сам не знаю, поверьте. Все очень странно. Я получил из Бразилии письмо от человека, который известил меня о дате прибытия в Ливерпуль корабля с мистером Эдгаром на борту. А когда я встретил мистера Эдгара в порту, он уже был в таком состоянии. Я разговаривал со стюардом корабля… Сначала все думали, что этот пассажир глухой. Он не отвечал ни на один вопрос, даже самый односложный. Но люди видели, что он оборачивался, реагируя на какой-нибудь шум на борту, а когда случился пожар в одном из отсеков, он выбежал вместе со всеми — значит, слышал сигнал тревоги. Но никто так и не добился от него ни единого слова.

— Понимаю. — Спокойствие собственного голоса удивляет ее. — Он потерял рассудок?

— Ну, это, сударыня, пусть доктор решает. Во всяком случае, мне пришлось взять на себя заботу о нем. Когда он сошел на берег в Ливерпуле, одежда его была похожа на лохмотья, и, простите, если я скажу…

— Продолжайте.

— От него дурно пахло. Я привез его к себе домой, помог принять ванну, достал смену белья из его чемодана.

Она оглядывает Томаса и замечает потрепанные отвороты брюк на фоне новых блестящих ботинок.

— Я купил ему плащ — он постоянно мерз — и кое-какую обувь.

— Мы вернем вам деньги, не сомневайтесь, — уверяет Софи.

При данных обстоятельствах это единственное, о чем она сейчас может думать. О том, что она должна этому человеку деньги.

Он останавливает ее, вскидывая ладонь.

— Я проследил, чтобы грузчик собрал и сложил вместе все его ящики с образцами. Правда, один из них сгорел во время пожара. Другие, возможно, немного закоптились. Они ждут вас у центральных ворот.

— Из-за чего он в таком состоянии, мистер Райдвел?

— Не могу сказать, сударыня. Сожалею. Амазонка — это место, которое может стать суровым испытанием, так мне рассказывали. Я слышал о том, как люди теряли там свое имущество, свою веру, свои добродетели. Но мне ни разу не доводилось слышать о том, чтобы кто-нибудь терял способность говорить.

До своего отъезда в Бразилию Томас долгие часы проводил в Ричмонд-парке, и Софи привыкла к мысли, что это и есть его главное увлечение. Он прочесывал каждый дюйм парка — переворачивал сгнившие куски дерева, рылся в кучах опавших листьев, разглядывал жуков или терпеливо ждал, когда появятся бабочки. Он брал ее в свои экспедиции, обещая устроить пикник, но каждый раз все заканчивалось тем, что она сидела на коврике, подвернув под себя сырые подолы юбок, и наблюдала за ним, сгоняя муравьев, заползавших ей на лодыжки. Он рассказывал ей, что уже нашел более ста видов жуков и около тридцати разновидностей бабочек; он аккуратно складывал их в банки и приносил в дом, закрывался в кабинете, чтобы проделать с ними то, что было необходимо, — от этого процесса, занимающего его постоянно, ядовитый запах распространялся по всему дому.

Насекомые — в основном жуки и бабочки — были развешаны рядами на стенах кабинета, ими были забиты выдвижные ящики стола. Когда Софи заходила к нему в комнату, ей становилось не по себе: казалось, что все эти насекомые — живые, и она старалась держаться подальше от стен: вдруг кто-то из тварей заползет ей под блузку. Томас подшучивал над ней, зная эту слабость: он мог провести пальцами по ее спине, словно это лапки крошечного насекомого, после чего она с визгом выбегала из кабинета, съежившись так, что плечи поднимались к ушам, и вся покрывалась гусиной кожей.