Юли Цее - Темная материя

— Майка! — произносит Себастьян. И второй раз: — Майка.

Поблизости от балкона в ветвях каштана совещаются черные дрозды. По крикливым голосам спорщиков слышно, что обсуждается актуальная тема: полагается ли дроздам усаживаться на высокие ветки? Заглядывают ли они в верхние этажи старого жилого фонда, или они относятся к таким птицам, которые обычно держатся ближе к земле, покидая свое место обитания лишь в экстраординарных случаях? И по каким признакам определяется экстраординарность?

На дерево садится сорока, и гам стихает.

— Жаль, что сегодня уже суббота, — жалобно говорит Лиам. — А то бы приехал Оскар.

Себастьян наклоняется в его сторону и, протянув руку, пожимает ему плечо.

— Ничего, ничего, — говорит он. — Все будет хорошо.

Лиам набирает на вилку большую порцию карри и сует в рот. Начав жевать, он вдруг замирает, неподвижно уставясь в тарелку. На глазах у него наворачиваются слезы.

— Слишком горячо? — спрашивает Себастьян.

Лиам мотает головой и с усилием глотает.

— Очень остро, — тихо отвечает он отцу.

— Мне очень жаль, что недосмотрел, — говорит Себастьян, опуская руку; Майка тоже отодвигает тарелку. — И тебе не понравилось?

— Мне нравится, — говорит она. — Но что-то не хочется есть.

— Я могу поесть риса, — говорит Лиам. — Рис хорошо получился.

Поев немного, Себастьян тоже откладывает свой прибор, потому что, когда он жует, это слышно на всю кухню. Майка пьет воду, Лиам пытается нацепить на вилку несколько зернышек риса. С водопроводного крана срывается капля и ударяется о стальную поверхность раковины.

— В то утро, когда произошло похищение, — говорит Майка, — ты же, кажется, позвонил в Гвигген и сказал, что Лиам заболел и остался дома?

— Стоит ли об этом сейчас? — спрашивает Себастьян.

— А в скаутском лагере никто не удивился твоему сообщению, хотя Лиам давно уже был у них?

— Все, что я знаю об этом, я тебе уже рассказал.

— А ты сам, случайно, не удивился, — голос Майки звенит все выше, взвинчиваясь истерической спиралью, — почему ваш суперкомиссар не выяснил этого вопроса?

— Нет.

— Тогда я тебе сейчас скажу почему!

Себастьян сопротивляется растущему желанию обеими руками зажать себе уши. Этого визгливого тона он еще никогда не слышал у жены. С самого начала их знакомства он считал Майку сильной женщиной, никогда не задаваясь вопросом, каковы условия этой силы. Так же как Майку, которой хотелось схватить его и встряхнуть, Себастьяна при виде жалкого создания за столом, готового вот-вот забиться в истерике, тоже тянет на рукоприкладство, чтобы силой вырвать ее прежнюю из поглотившего ее убожества, вернуть настоящую, сдержанную Майку, которая, хоть умри, всегда следила за тем, чтобы сохранять стиль и хорошие манеры. Себастьян не желает слышать готовые прозвучать слова. Они уже давно витают тут, рядом, и только ждут, чтобы кто-то из присутствующих их произнес.

— Полиция не ведет расследование, — говорит Майка, — потому что не верит тебе.

— Ну, я пошел в свою комнату, — говорит Лиам.

Никто его не удерживает. Себастьян сгорбившись сидит на стуле, тяжело опустив повисшие руки. Еда на тарелках стынет, от нее уже не идет пар, на соусе образовалась морщинистая пленка. Вот так выглядит прощальный ужин, думает Себастьян, вернее, кто-то у него внутри думает это вслух новым, незнакомым голосом, как будто в голове у него поселился посторонний наблюдатель.

— Проблема в том, — говорит он, удивляясь собственному спокойствию, — что это ты мне не веришь.

Майка допивает остатки воды в стакане и, допив, не знает, куда девать руки.

— Себастьян, — произносит она тихо, — разве я давала тебе когда-нибудь повод для ревности? Из-за Ральфа?

Себастьян порывисто вскакивает со стула, стукнувшись при этом коленями о ножку стола; тарелки выплевывают на скатерть карри. Повернувшись спиной к комнате, Себастьян останавливается у балконной двери и всматривается в стекло, ловя свое смутное отражение. Он видит по своему лицу, что ему известно, что нужно сказать. Это включало бы в себя слова: «правда», «доверие», «я» и «Даббелинг». Наверное, в этом было единственное спасение для него и для Майки. Новое чувство замкнуло его уста. Какая-то нерушимая убежденность, что теперь уже поздно.

— Пожалуйста, Себастьян! Я прошу тебя!

Он оборачивается и видит перед собой умоляющие глаза Майки. Себастьяну хочется соскользнуть по стене на пол и спрятать голову, уткнувшись себе в колени. Возможно, не такая уж плохая мысль. По крайней мере, лучше, чем то, что он сделал сейчас, — поплелся, сам не зная зачем, куда понесут ноги. На пороге ему удается еще раз хорошенько разглядеть Майку, которая сидит какая-то очень уж щупленькая, понурая и худенькая. Он нюхом чует в ней страх, который делает ее чужой и жесткой. Он видит, как моргают ее веки, видит испуганные руки, вцепившиеся в край скатерти. Себастьян не представляет себе, как может выжить в таком мире, как этот, существо с такими крошечными ручками. Как оно может вырастить ребенка. Любить такого мужчину, как он. Он разделяет убежденность Майки, что она и Лиам не что иное, как жертвы. Всю вину несет он один, и в данный момент — из комнаты в прихожую.