Михаил Садовский - Ощущение времени

— Всё. Я больше с тобой жить не могу… и не буду… а если сейчас хоть слово скажешь, жилы себе перережу на руках и играть никогда больше не буду… — Варвара Петровна тоже опустилась на стул и закрыла рот рукой. Рыдания уже распирали её, и она пыталась их сдержать… — Ты, ты, ты хуже их!.. — бросила ей в лицо дочь, но мать не поняла, что она имела в виду… только слово «хуже» добило её, и она зашлась в истерике…

Одни верят, что браки затеваются на небесах, другие говорят, что суженого можно встретить случайно в обыкновенной толпе и сразу почувствовать это. Только надо не испугаться и поверить самому себе. Третьи считают, что судьбу не переиначить, но делить её можно только с человеком проверенным и надёжным… а на самом деле — сколько людей, столько коллизий…

Додик говорил себе: «Она не для меня». Вера внушала себе: «Если бы любил, как раньше, прибежал бы! — а через секунду возражала: — Сама побежала бы, если б, как раньше, — только при его виде у меня ноги слабели и в горле щекотно становилось! Я ж его сама просила отойти, повременить, подумать, проверить… — дура!» Додик решал: «Да наплевать на всё! Как два идиота: я мучаюсь, она мучается… — и тут же возражал себе: — Если бы мучилась, позвонила бы хоть!.. Ну, и я хорош — зайти поблагодарить после концерта, просто долг вежливости! Враньё! Никаких долгов — никому я ничего не должен! Лазейку ищу… нет лазейки!»

Вера стиснула зубы… глаза сделались стеклянными пуговичками, как у отца в момент жизни, когда невольно сжимаются кулаки.

«Значит, надо ждать! Ждать, ждать, ждать…»

Оба они попали в полосу одиночества. Но вокруг неё были десятки людей, суета, перспективы, нехватка времени, понукающие обязанности и родители, педагоги и соконкурсники, новые прослушивания, подготовка к концертам, к первому турне по стране, к поездке на новый конкурс за рубеж…

Вокруг него образовалась пустота — все подались, кто куда… даже Милка закрылась в своей повести с последней точкой и всё реже приходила к нему… она осталась там… за той чертой, где нет «если бы», где всё так, как есть, навечно… неизменно, незабвенно, дорого сердцу…

— Давыд! — постучала к нему Анна Ивановна, — Ты чего? Заболел? Живой?

— Живой. Ничего не надо. Спасибо, — пробурчал он через дверь.

— Выгляни, Давыд! — настаивала соседка. Он нехотя поднялся с дивана и приоткрыл дверь.

— Ты, это… — попыталась она выразиться пояснее, — очень сильно огорчённый… я, знаешь, поэтому… это плохое дело, ты извини, но волнуюсь, мало ли чего!..

Додик вдруг посмотрел на неё и почувствовал благодарность. Беспокоится!

— Нет. Всё в порядке, — сказал он вслух мягко и с оттенком жалости. Анна Ивановна сразу отреагировала.

— А то пойдём ко мне… — но договорить не успела. Додик перебил её.

— Зачем?

— Ну… — покрутила головой Анна Ивановна.

— Спать я с вами не буду! — грубо оборвал он её мучения.

— И не надо! Не надо! — согласилась соседка, — Выпьем и всё! — и, почувствовав в паузу Додикины сомнения, добавила соблазняющее: — У меня непочатая в белой кепочке. — Додик стоял, не говоря ни слова… потом махнул рукой и шагнул в коридор.

Дальнейшие события назавтра восстанавливались в его памяти с большим трудом, и то с помощью молоденького лейтенанта. Он с какой-то женщиной рвался в магазин, а магазин уже закрывался, и он устроил скандал, что не дают за свои кровные купить бутылку, всего-навсего — две минуты дела, а потом патруль забрал их, и поскольку он был такой шумный, ему пригрозили, что отвезут в вытрезвитель… женщина уже вообще лыка не вязала и даже адреса не могла назвать, а он сказал, что ему всё равно теперь — раз не дали купить бутылку, и пусть везут его, куда хотят — всё равно всем в одну сторону… Что это значило, милиционеры не поняли, и вот он здесь…

— Да!.. — протянул Додик. — Это сильно!

— Теперь на общественные работы загремите! — услужливо пообещал лейтенант сквозь стекло. Додик внимательно смотрел на него долго и неотрывно и вдруг тихонько запел: «Песней горна…» Лейтенант от неожиданности замер и стал прислушиваться, а потом заулыбался.

— На пионерские песни перешли! Ночью всё из оперы какой-то арию исполняли очень громко…

— А ты что, не знаешь этой песни? — спросил Додик.

— Почему-й-то не знаю? — обиделся лейтенант.

— А эту знаешь? — снова запел Додик.

— И эту знаю! Что я, в пионерах не был — это у нас была отрядная!

— Ага! — обрадовался почему-то Додик, — Ну, а эту? — лейтенант стал ему потихоньку подпевать… — Так вот! — Додик внезапно замолчал. — Это всё мои песни!