Дина Ратнер - Бабочка на асфальте

Обитателей Черкизовской Слободки расселили по всей Москве. Сейчас и не узнаешь того места — огромные, выстроенные в ряд шестнадцатиэтажные дома, широкий проспект. Как не было приткнутых друг к другу деревянных домиков с крошечными палисадниками. Нам с сыном предложили на выбор — или однокомнатную квартиру в новостройке без метро и школы, или достаточно просторную комнату с двумя окнами в переулке рядом с метро Пушкинская. Всегда мечтал жить в центре города, где из театра до дома можно ходить пешком. Три безумные старухи в той коммунальной квартире не изменили моего решения. Когда переезжал, они стояли в прихожей и смекали, глядя на мои вещи, достойный ли я жилец. «Шалопай», — увесисто изрекла самая старая с мёртвым, неподвижным лицом и зашаркала в свою комнату. «Шалопай!

Шалопай!» — подхватила другая и засеменила следом. Третья соседка смотрела заискивающе. Я понял — она ждала от меня защиты от тех двух, которые судя по одинаковой мешковатости тел и одутловатости лиц, были сестрами. По правде говоря, я надеялся отделиться от всех этих встрёпанных бабок закрытой дверью, но не получилось. Направлялся ли я в ванную комнату или туалет, самая старая тут же выползала из своей норы и шла мне наперерез. Кухней я не пользовался, если не стоять у кастрюли, пока сварится мясо, рискуешь выловить из супа клок седых волос. В почтовом ящике пропадали письма, а женщинам, которые звонили мне, сёстры доверительно сообщали о моих венерических заболеваниях. «Не всё то золото, что блестит» — подтверждали они свои доводы. Короче, развлекались как могли.

Хозяйства дома я не заводил, обедали мы с сыном в диетической столовой на шестнадцатом этаже ресторана «Пекин». Когда возвращались в свою берлогу, Лёня стискивал мою руку, никого, кроме меня, у него не было. Я знал — он завидует всем детям, у которых есть мама. Его сиротское чувство, наверное, усугублялось и моей неустроенностью. Вернувшись из Сталинграда, я долго не мог найти работу, пока, наконец, не взяли в отдел теплоснабжения ремонтной конторы местного назначения под названием «Моспромпроект». Чертёжные кульманы в небольшом помещении стояли почти вплотную, протиснуться между ними можно было только боком, вытянувшись в струнку. Моё место рядом с дверью, справа кульман крупной суровой Жени. Забаррикадированная девственностью, она, казалось, и смеяться не умеет, — только — криво усмехается. Прорвётся же кто-нибудь в этот неприступный бастион, поматросит и бросит. Интересно, воспримет ли она такой эпизод подарком или трагедией. Когда у меня терялась точилка для карандашей или ластик, я просил у Жени. Та давала с явно выраженным неудовольствием и неизменным наставлением: «Свои иметь надо». Впереди — кульман косматого, небритого Эдика, летом и зимой он ходит в сандалиях или туфлях на босу ногу; состоит в группе босоногих сыроедов старца Иванова. Участники этой группы или секты исповедуют принцип: «ближе к природе». Обедает Эдик сухофруктами и замоченной крупой, при этом не дурак выпить. Дальше — кульманы всегда спешащих захлопотанных женщин — Вали и Гали. На работу они прибегали в последнюю минуту с авоськами продуктов — закупали по дороге. У окна большой письменный стол начальника отдела Виктора Сидоровича. «Сидор-пидор» — звал его Эдик. Сидор, являвшийся на работу ровно со звонком в неизменно синем костюме, красном галстуке и папкой под мышкой, казался мне образцом корректности. Однако, недолго я пребывал в этом заблуждении, вскоре начальник дал мне понять, что я должен делать для него контрольные и курсовые работы; он учится в заочном строительном институте. Я поделился своим недоумением с Эдиком, тот расхохотался мне в лицо:

— Он — змей-горыныч, когда наряды закрывает, нам всем приписывает выполнение несуществующих проектов. Потом мы ему эти денежки, понятное дело, отстёгиваем от зарплаты.

— Но как же он отчитывается за фиктивные чертежи?

— Не знаю, это его дела.

— И никто не возражает?

— А зачем? Ты, положим, в запое или ещё почему прогулял день-другой. Смолчит.

Можно на работу опоздать, взять отпуск за свой счёт. Да мало ли что понадобится.

С начальством надо дружить.

Скучно было в том «Моспромпроекте», особенно тосковал на всяких собраниях, где всегда чувствовал себя не у дел Перед каждым Новым годом принимали план соцсоревнований нашего «теплотехнического» отдела с отделом «водоснабжения и канализации». По каким показателям присуждали вымпел победителя я так и не понял. Впрочем, от меня и не требовалось этого понимания, я выступал в качестве количественной единицы — изображал массовку — члена производственного коллектива. Валя и Галя не сводили с ораторствующего начальника преданных глаз, ловили каждое его слово, поддакивали, подхихикивали. Эдик меланхолически жевал, таская из своей баночки изюминки. Деловая Женя времени не теряла — втихую считала на логарифмической линейке теплопотери стоящей на капитальном ремонте фабрики детских игрушек. Я злился, не в силах преодолеть досаду — жалко было потерянного времени. Всё тогда казалось лишено смысла; дома — грызня с сумасшедшими старухами, на работе — бездумное сидение за кульманом; с моей работой мог справится элементарно натасканный техник. Одним словом, кризис души.