Светлана Нилова: Безмятежность

«Ника», словно чувствуя преследование, дрожала всем корпусом, а её паруса, наполненные ветром, звенели и гудели.

Катер и лодка, рискуя столкнуться друг с другом, шли нам наперерез. Мы меняли курс.

- Поворот! – орал папа, и мы дружно перекладывали парус и разворачивали «Нику», уходя от преследования.

- Поворот! – снова кричал он, и мачты наклонялись над волнами так сильно, что казалось вот-вот и «Ника» перевернется.

И снова «Поворот!»..

Я вспомнила последнюю регату. Папа тогда был сосредоточен, но золотые искорки солнца мелькали в его глазах. Теперь же, ночью, папины глаза были, словно две черные дыры и оттуда тянуло страхом.

В одно мгновение нам повезло: лодка и катер преследователей всё же столкнулись, катер черпанул бортом волну и трое бандитов с дикими криками оказались в воде. Преследователи остановились, чтобы подобрать своих. Мы оторвались от преследования и почти ушли, но тут и нам не повезло: порыв ветра хлопнул в парусе и мы стали терять скорость.

Преследователи оживились. Они загомонили и снова начали стрелять. Теперь уже в сторону «Ники». Мама схватила меня как тряпичную куклу, затащила в трюм, затолкала в маленькую кладовку и заперла. Я сидела в абсолютной темноте и только слушала. Вот снова застучали выстрелы. Совсем-совсем рядом, над головой. Хлопнула ракетница. На палубе словно завыл дьявол и снова послышались выстрелы. Мне было так страшно, что я не могла сидеть даже на корточках, рухнула на пол, сжалась в комочек и всё повторяла:

- Sub tuum praesidium confugimus, sancta Dei Genetrix! (Под Твою защиту прибегаем, Святая Богородица!)

Дальше я почему-то никак не могла вспомнить. Я даже плакать не могла.

Сверху доносился топот чужих ног, вся «Ника» дрожала от них. Потом, среди чужих воплей раздался мамин короткий крик, звуки ударов, папина испанская брань.

Снова и снова звуки ударов, выстрелы, чужой гогот… Мне показалось, что это продолжалось бесконечно. Наконец, я услышала ещё один звук мотора, что-то кричали в мегафон, снова выстрелы, крики.

И тут я совсем обмякла, сердце застучало в самом горле, мешая дышать, и я из полной темноты провалилась в мир вовсе без звуков и мыслей…

Меня разбудил свет. Солнечные лучи падали из люка, отражались в зеркалах и стеклянном шкафу и мягко наполняли безмятежностью всю кают-компанию. Я лежала на диване, укутанная пледом. Рядом на столе, в салатной миске лежали и поблескивали на солнце пустые ампулы. Ночной шторм утих, «Ника» слегка покачивалась, и я могла поклясться – стояла у причала. Именно так она ведет себя при спущенном трапе. Я пошевелилась и села. В голове закружилось, в глазах потемнело, и я снова повалилась на диван. У меня ничего не болело, но чувствовалась такая слабость и апатия, что я лежала ещё некоторое время, равнодушная ко всему на свете.

Потом я услышала какой-то шум на палубе и села. У меня в голове не было никаких мыслей. Очень медленно, как во сне, я начала подниматься на палубу. Солнце ослепило меня, я вздохнула свежего ветра, и в голове чуть прояснилось. «Ника» была пришвартована у пристани, трап действительно был спущен. Около него стоял полицейский. Я огляделась и тут заметила маму. Она стояла на четвереньках и ожесточенно отмывала палубу.

- Мамочка! - Позвала я.

Она подняла голову. Я испугалась. Левый глаз у неё заплыл, под ним разливался багровый кровоподтек. А всегда аккуратные ровные губы были распухшими, с запекшейся корочкой. Я отступила назад и чуть не свалилась с лестницы.

- Софи! Солнышко! Ты уже проснулась? – бросилась ко мне мама и хотела улыбнуться, но у неё получилась только болезненная гримаса. Она отбросила тряпку и крепко обняла меня.

- Ты, наверное, проголодалась? Пойдем, я тебя накормлю.

- Где папочка? – спросила я.

- С ним всё хорошо, он в больнице,- бодро продолжала мама. – Ему сделали операцию.

- Мы пойдем к нему? – спросила я.

- Пойдем, - согласилась мама. – Только надо привести в порядок «Нику».

Я оглядела палубу. Она была чистой и влажно блестела, но, приглядевшись, я заметила бурые пятна. Вот их то и отмывала мама.

- Это кровь? – спокойно спросила я.

Мама кивнула.

- Папина?

У мамы задрожали распухшие губы, она схватила меня, крепко прижала к себе и начала беззвучно рыдать, содрогаясь всем телом.

В ту ночь моя маленькая жизнь впервые раскололась. Треснула, впуская в себя что-то большое и страшное, чему я ещё не знала названия. Есть события, которые меняют всё, после которых ты уже не можешь быть прежней.