Светлана Нилова - Потери

Ну, и секса – он просто пугал меня. Я не представляла, что кто-то чужой будет прикасаться ко мне. Да я просто умру на месте!

Что касалось табака и алкоголя, то тут я решила вовсю предаться пороку. Всё должно было происходить у Марианны. Вики была против наших встреч, но я, пренебрегая запретами, после школы приезжала к своей подруге.

Мои родители никогда не курили, поэтому я решила начать с алкоголя, оставив табак напоследок, как более отвратительный порок.

Марианна выставила передо мной несколько бутылок. Здесь были виски, ром, коньяк, текила и ликер. Сама она, вооружившись блокнотом и хронометром, расположилась в кресле. Она решила совместить мой первый опыт со своей исследовательской деятельностью в области психологии.

- Ну, с чего начнешь? – подбодрила она меня.

Я с сомнением посмотрела на бутылки. Почти все они, за исключением ликера, были полны. Я вспомнила мой любимый роман Ремарка и то, сколько утешения он мне принес и решилась.

- Пусть это будет ром.

- Я так и думала, - воскликнула Марианна и черканула что-то в блокноте. – Кровь пиратов бурлит в тебе?

- Не поэтому, - вздохнула я, но объяснять ничего не стала, просто спросила:

- Как это делается?

Мне казалось, что ром должен быть тягуч, как мед, прозрачен и искрист. На самом деле он был совершенно жидкий и темный, остро пахнущий алкоголем. Я долго рассматривала его, потом вздохнула и глотнула.

Горло обожгло огнем, на глазах выступили слезы, словно я откусила перец чили.

- Ого! – тихо констатировала Марианна. – Сто грамм за один раз.

Я с трудом отдышалась:

- Что дальше?

- Дальше должно наступить опьянение, ты почувствуешь легкость и веселость.

Я сидела на стуле перед журнальным столиком, на котором стояли бутылки, и силилась почувствовать опьянение. Сказочного чувства легкости не наступало. Я выпила ещё и вспомнила, что темный ром обязательно закусывают кусочками апельсинов, посыпанными корицей.

- У тебя есть корица? – спросила я Марианну

- Нет, - ответила она, методично записывая что-то в свой блокнот.

- Тогда и апельсинов не надо, - возразила я сама себе.

Подождав ещё немного, я выпила третий стаканчик. Ром уже не обжигал, а лишь согревал меня, живительным огнем пробегая по горлу и падая в пустой желудок. От этого в животе делалось горячо и тяжело, обещанное Марианной чувство легкости и веселости так и не наступило. Только заболела голова

Ром больше не лез в меня, а другого алкоголя я не хотела.

Я вспомнила слова старинной морской баллады и то, как её пел папа:

и заплакала пьяными слезами.

На следующее утро мне было очень и очень скверно и это никак не относилось к моему физическому самочувствию. Меня мучила совесть. Я думала о маме и папе, мне казалось, что такой выходкой я предала их. Ни алкоголь, ни табак не принесли мне забвения или хотя бы временного облегчения, только чувство досады и стыда.

Вики хотела, чтобы я пошла вместе с ними в молельный дом и «приняла Иисуса». Я сказала, что их молельный дом – Содом и Гоморра, что я католичка и пойду к мессе. Вики задохнулась от негодования, а я за это время вывела велосипед из гаража и поехала прочь от дома. На самом деле мне совсем не хотелось ехать к мессе. На велосипеде это было слишком далеко, к тому же идти на исповедь после попойки было так стыдно! Я подумала, что можно отсидеться у Марианны, но вдруг вспомнила, что они по воскресеньям ездят в Портленд.

Я уже ехала по направлению к Астории, но на половине пути свернула в Джефферсон Гарден. У дома Харперов я остановилась. Не знаю, что привело меня к нему. Для самой себя у меня было смутное оправдание: я так и не дозвонилась до Брауна и могла бы попросить Джо…

Дом был по-прежнему темный и мрачный, несмотря на солнечный день. Меня посетило дежавю и я вдруг вспомнила: ровно год назад я приезжала сюда, видела Нуа и Аннабель. В тот день ещё выпал снег. А Джо колол дрова…

При мысли о нем у меня заколотилось сердце, но я решила списать это на последствия вчерашнего опыта с ромом. Помнится, мы тогда проговорили с Джо до самого вечера и папа с мамой очень беспокоились, что я не вернулась из школы вовремя. Но когда я пришла, меня совсем не ругали. Родители так радовались, что со мной ничего не случилось, а мне тогда было очень и очень стыдно.

Я постояла ещё, предаваясь светлым воспоминаниям о своей семье, и уже хотела ехать, как вдруг меня окликнули.