Светлана Нилова - Потери

Я была согласна и на это. Да хоть каждый день, лишь бы больше не появляться в школе! А ещё я безумно злилась. Если бы Вики застала нас с Джо там, под сценой когда он целовал меня так откровенно и почти раздел. Да, это было безнравственно. Я понимала это, и каждый раз при этих воспоминаниях меня бросало в жар. Потом стало бросать в жар уже без воспоминаний.

Я заболела.

Заболела я серьёзно. Горло распухло так, что Том даже возил меня к врачу. Страховка покрывала только консультацию, поэтому в больнице я не осталась. Два дня я лежала дома с температурой и даже дышала с трудом. Стейси ко мне не пускали. На третий день болезнь отступила, но я так ослабла, что с трудом могла подняться с постели.

Мне так опостылело лежать, что я всё-таки поднялась, надела старый лыжный костюм Тома и обмотала шею шарфом. Костюм был мне велик и сидел мешком, но главное, что в нем было тепло. После болезни я очень мерзла и чувствовала даже незначительное проявление сквозняка.

Дома никого не было, я могла наконец-то спокойно порисовать. Я спустилась со своими мелками в гостиную и расположилась за столом. Сегодня было воскресенье и Вики до самого вечера занималась «боготворительными» делами, поэтому работать в гостиной можно было спокойно. Остальных моя живопись не раздражала.

Я набросала по памяти силуэт Каскадных гор и уже хотела приступить к деталям, как вдруг дерзкая мысль поселилась в моей голове. Я оставила вершины гор, как они есть: белоснежные, с желтоватыми бликами солнца и сиреневыми тенями, а подножия – превратила в основание огромной зеленоватой волны. И ещё я обозначила силуэты людей, которые бегут, спасаясь от растущей громадины.

Я так увлеклась, что не сразу услышала, как надрывается телефон. Это звонила Марианна.

- Софи! Ну, наконец-то! Как ты? Моя мама передает тебе привет. – Марианна говорила и говорила. – Я звонила несколько раз, но твоя мачеха ничего не рассказывала. Джо тоже звонил. Стейси сказала ему, что ты больна, но Вики запретила ей разговаривать с ним. Джо весь извелся. Давай, рассказывай, что с тобой было.

- Я не очень-то могу, - просипела я. – Горло.

- А, понятно. Тогда молчи и слушай. Сегодня – решающий день. Алек познакомит меня со своими родителями. Это очень важно. Я сейчас в парикмахерской. Одолжишь мне своё болеро из ирландского кружева? Это ручная работа и ценится дорого. Я не хочу выглядеть дешевкой. Надену его со своим персиковым платьем и буду просто неотразима! Одолжишь?

- Хорошо, - просипела я. – Заедешь?

- Я так и думала! – ликовала Марианна, - ты – прелесть! Заехать? Нет, я же в парикмахерской, у меня ещё маникюр. К тебе заедет Алек, я его к тебе уже отправила. Только заверни болеро так, чтобы он не видел. Хочу произвести впечатление.

Я только вздохнула. Марианна всегда умело манипулировала окружающими.

После разговора с ней, я завернула болеро в бумагу, положила в пакет и сверху сунула одну из книг Вики: «Чем опасны добрачные связи.» Это была слабая попытка пошутить.

Потом я взглянула в зеркало. Там был тихий ужас. Над старым заношенным шарфом белело опухшее лицо. Глаза заплыли и напоминали о Китае. Нос – распух от насморка, а волосы – свалялись. Я мысленно усмехнулась: чтобы увидеть такое, надо иметь крепкие нервы. Посмотрим, насколько они крепки у Алека. Вместе с тем, я была рада, что меня не видит Джо.

В дверь позвонили, я открыла. Это был Алек. На чем интересно он добирался? На вертолете?

- Добрый день! Я - Алек Макалистер, - представился он. – А вы – София Бертон?

- Просто Софи, - поправила я. – Заходите скорее, дует.

Я затащила его в дом и быстро закрыла дверь. Меня снова начало знобить.

- Хотите кофе? – спросила я из вежливости, не предполагая, что Алек согласиться. Но он неожиданно улыбнулся.

- Очень хочу, спасибо!

Я оставила его в гостиной, а сама пошла варить кофе, ругая себя за лишнюю активность. Черт дернул меня быть вежливой! Могла просто сунуть ему пакет и уже бы снова рисовала. Это всё влияние Вики с её услужливостью!

Держа руки возле огня, пока варилось кофе, я, наконец, согрелась, и у меня проснулся аппетит. Я прихватила с кухни пачку печенья и вернулась в гостиную. Алек сидел на моём месте и с интересом рассматривал рисунок. Я мысленно приготовилась. Вот сейчас будет: «Ты сама это нарисовала?» «А что это означает?» «А почему?» «Зачем?»…

Не люблю объяснять свои картины. Если рисунок требует объяснений, значит он плохой.

Но Алек не стал ничего спрашивать. Он молча пил кофе, время от времени бросая взгляд на картину. Наконец, все-таки не выдержал и спросил: