Саша Виленский - Тридцать шестой

С другой стороны, если уж быть до конца честным, то я и боялся сделать этот шаг. В принципе, как ни смешно, это стало бы заключительным аккордом в той цепи событий, которая неумолимо вела меня к закономерному концу, а этого конца я, как всякий человек, очень не хотел.

Ведь чего мне не хватало? У меня было абсолютно все для счастья. Было Дело, которому можно было посвятить всего себя, и дело хорошее, вне зависимости оттого, чем закончится эта безумная затея.

У меня была любимая женщина, и было счастье находиться возле нее все время. И я не знаю, сколько бы продержалось это счастье, если бы мы стали жить как муж и жена. Не из-за пошлого «любовная лодка разбиралась о быт», а из-за реальной оценки ситуации. Много вы видели семей, где бывшие страстные любовники остались друзьями по жизни и влюбленными до смерти? То-то же.

Поэтому мне и так было хорошо. Никаких особых неудобств от безгрешной жизни я не испытывал. Впрочем, если бы я захотел кого-то, то к моим услугам, спасибо Наташеньке, доброму ангелу, были все женщины мира. Без исключения. И это тоже, знаете, как-то останавливало от безудержного разврата. Зачем?

Так вот, если бы у нас с Мариной, что называется, «случилось» бы, то это могло стать последним событием в моей короткой, но насыщенной жизни. Потому что ничего больше мне желать и не приходилось. Вот так-то.

И при этом я знал, что все равно когда-нибудь это случится: мы с Мариной а) станем любовниками, б) переспим, в) бросимся в объятия друг друга (нужное подчеркнуть). Я одновременно и очень хотел, и очень боялся этого. Сильно, знаете ли, жить хотелось.

Выход мне, собственно, виделся один. Ибо безвыходных ситуаций, как известно, не бывает, а есть неприятные решения. Так вот выходом в данной ситуации было спокойно плыть по течению, пустить все на самотек, отдаться случаю. Не Наташке, заметьте, что я делал все время до этого момента, а именно естественному ходу событий.

В принципе я, конечно, представлял себе развитие этих самых событий, и мне было довольно страшно. Если использовать литературные реминисценции, то в шкуре медведя из шварцевской пьесы я чувствовал себя крайне неуютно. Я, как и он, знал, каким будет финал, но этот финал мне, как и ему, категорически не нравился.

Естественно, вернулись они шатающимися от усталости (кроме Натаниэлы, конечно, та выглядела как будто только из косметического салона), голодными, переполненными впечатлениями и, казалось, неспособными даже разговаривать. Телятина и так бы пошла на ура, а сдобренная хорошим красным вином была уничтожена жестко, быстро и бесповоротно. После чего гостеприимные хозяева занимались десертом, пока сытые гости не стали клевать носом, отвалившись с набитыми животами на спинки своих кресел.

— Нет-нет! Никакого сна! — завопила Наташка, внося коньячные бокалы и бутылку L'Or de Jean Martell (капитан расстарался). Сейчас немного отдохните, а ночью мы поедем кататься по каналам, и не на вонючем вапоретто, а на самой что ни на есть настоящей гондоле с красавцем гондольером. Быть в Венеции и не увидеть ее ночью — это преступление!

— Ой, нет, — простонала Марина. — Я на сегодня все. Если Толик хочет — пожалуйста, поезжайте, а меня увольте, и так слишком много впечатлений.

— Саша, ты как? — обернулась ко мне Наташа, и глаза ее в спустившихся сумерках сверкнули странным светом.

— Ты же знаешь, Венеция на меня действует плохо, не мой город. Я лучше почитаю что-нибудь.

Во мне что-то зазвенело. Не знаю почему. Что-то почувствовал, что-то шло не так.

— А ты как, Анатолий? — вкрадчиво прожурчала-промяукала Наташа так, что в общем все стало понятно, взрослые люди.

— Я не знаю, — неуверенно протянул Толик. — Если Маринка не едет, то я, наверное, тоже…

— Да ну зачем? Не лишай себя удовольствия, — спокойно произнесла Марина, и я почувствовал, как прошибает меня вдоль позвоночника холодный пот и внутри образовывается воронка, в которую меня затягивает. — Наташа прекрасно рассказывает, вам интересно, а у меня на самом деле сил нет. Зачем вам из-за меня страдать-то?

— Может, завтра? — Анатолий пытался обрубить все причины. И я его как мужчина понимаю. Ему надо было, чтобы его именно уговаривали поехать и трахнуться с молодой красивой женщиной, причем все уговаривали: и «друг» этой женщины, и собственная жена. Тогда мужчине легче перенести неминуемую пытку совестью. Впрочем, не надо никого идеализировать, не такая уж это и пытка. Особенно при таких-то романтических обстоятельствах — Венеция, гондола, смазливая блондинка.