Стефан Каста - Лето Мари-Лу

— Ты собирался в магазин. И установить мачты и повесить паруса. У нас полно дел. Эй, Адам!

— Я не могу.

— Но ведь скоро приедет Бритт.

Я медленно прихожу в сознание. Эти слова действуют на меня удивительным образом. Я чувствую, что мои ноги словно твердеют и принимают свою форму. Бритт. Бритт Бёрьессон! И папа.

— Бритт! — говорю я.

— Да, — кричит Мари-Лу. — Она же сегодня приезжает.

— Бритт! — повторяю я и выглядываю из чердака.

— Давай спускайся, Адам!

Я смотрю вниз на нее и чувствую, как внутри снова все сжимается. Коляска кружится перед моими глазами. Я поспешно втягиваю голову обратно, словно улитка перед приближающейся опасностью.

— Слазь задом!

Медленно поворачиваюсь к чердачному окошку задом и пячусь.

— Бритт, — бормочу я.

— Вот так!

Я нащупываю одной ногой ступеньку. Мари-Лу дирижирует. Второй ногой ищу следующую ступеньку. Встаю на нее, облегченно выдыхаю и отдыхаю. Мой зад и ноги уже снаружи. Это уже что-то!

— Хорошо! Теперь точно так же, — говорит Мари-Лу.

Бесконечно медленно я нащупываю ногами ступеньку за ступенькой. Все это время не открываю глаз. Иногда моя нога дрожит так, что я не могу пошевелиться. Тогда я твержу про себя: «Бритт! Бритт!», и мне удается спуститься еще немного.

Наконец я оказываюсь на земле, и Мари-Лу хлопает в ладоши. Я кланяюсь, словно цирковой актер после удачного трюка.

— А теперь нам нужно поторапливаться, — говорю я.

Напоследок я оставляю на кухонном столе записку. Запираю дверь и как обычно прячу ключ в водосточном желобе. Когда я спускаюсь к мосткам, мне приходит в голову, что папа очень удивится тому, что в доме появилась рампа. И исчезли все пороги. Но единственное, что ему остается, так это теряться в догадках, пока не закончатся его отгулы.

Слабый ветерок дует с юго-востока со стороны кормы, и мы медленно скользим по блестящей от солнца водной глади. Лодка нагружена так, словно мы собрались в кругосветное путешествие. Впереди лежит сложенная коляска Мари-Лу. Интересно, что бы сказали люди, если б мы встретили какую-нибудь лодку?

Я оборачиваюсь и смотрю, как от нас медленно удаляются красный домик и деревянные мостки. Я вижу, как Сив и Рут неспешно прогуливаются по двору в тени деревьев. «Скоро приедут папа с Бритт и позаботятся о вас», — думаю я.

Прямоугольный парус выдается за борт лодки. Похожий на копье шпринт [9] Шпринт — длинный шест, прибитый нижним концом под углом к мачте, к другому концу крепится один из верхних углов прямоугольного паруса , тянется по диагонали через весь парус. Шкоты [10] Шкот — снасть, служащая для растягивания нижней части паруса свободно болтаются. Такой парус не самый лучший в мире. Но он хорошо смотрится. И подходит к нашей старой лодке.

Мари-Лу полулежит на корме, где «Универсальная служба Адама» обустроила ей уютный кубрик из подушек для гамака Бритт.

Под левой рукой у нее румпель [11] Румпель — составная часть рулевого устройства, служит для поворота пера руля . Она сосредоточена, словно капитан судна, отправившегося в дальнее плавание.

Она рассматривает прямоугольный парус. Что-то ей не нравится: то ли натяжение, то ли угол шпринта, и она просит меня одернуть парус, чтобы шпринт лежал прямо в петлях. Она ослабляет натяжение шкотов у переднего паруса, кливера, но это не помогает. Лодка все так же неспешно скользит вперед.

Когда мы отходим на порядочное расстояние от нашего мыса, ветер слегка усиливается, дует с юга, примерно три метра в секунду. Прямоугольный парус несколько раз вздрагивает. Мари-Лу подтягивает шкоты. Я чувствую, как лодка набирает скорость, словно ее кто-то толкает. Вода за кормой начинает бурлить. Солнце напоминает мне маленький желтый мячик для гольфа, который кто-то забросил на небо. Погода прекрасная. На горизонте ни единой лодки. Я закрываю глаза. И тут же словно покидаю реальность. Теперь я вовсе не на озере Веттерн, а в Тихом или Индийском океане. Чувствую себя совершенно свободным. Я могу отправиться куда угодно. В Западную Индию, Австралию, на Фьюк. Вот бы остаться здесь навсегда. Просто плыть под парусом куда глаза глядят. Никакого тебе ноябрьского утра, когда темнота, словно сырое одеяло, укрывает Стокгольм. Никаких сонных школьных дней, когда спрашиваешь себя, в чем смысл всего этого. Никаких тебе раздумий, что выбрать: гороховый суп или рисовую кашу — перед прилавком с готовой едой в торговом центре. Больше ничего подобного. Лишь солнце и парус, Мари-Лу и Адам. Мы бы жили в лодке, плавали к пустынным островам, устраивали вылазки на берег. Питались хариусом, пили чистую озерную воду, заряжались энергией солнца.