Стефан Каста - Лето Мари-Лу

— Думаю, да.

Я возвращаюсь к куче коробок и достаю парус меньшего размера. Он слегка заплесневел и еще темнее от грязи, чем первый.

— Конечно, он не очень красив, но еще вполне пригоден, — говорит Мари-Лу.

— Прокатимся по озеру? — спрашиваю я.

Мари-Лу качает головой.

Я выношу оба паруса на солнышко и вешаю на гвозди, вбитые в стену сарая, где раньше висела сеть.

— Позже постираю их с мылом, — говорю я.

Я тащу гриль на мостки, а потом мы прочесываем сарай в поисках угля, но ничего не находим. К тому же нет жидкости для розжига.

— Воспользуемся дедовским способом, — говорит Мари-Лу. — Шишки тоже подойдут.

Я беру пластмассовое ведро, иду к краю леса и набираю сухих сосновых шишек. Поверх шишек кладу немного сухих еловых веток.

Мари-Лу уже положила смятые газетные листы под решетку гриля. Вокруг бумаги я строю шалашик из сухих веток, а сверху — сосновые шишки. Раздвигаю прутики и поджигаю газету.

Потом иду в кухню, достаю из духовки противень и наполняю его крупно нарезанными кусками овощей: репчатого лука, помидоров, моркови, картофеля, сладкого красного перца. Добавляю банку консервированных шампиньонов, солю, перчу, сбрызгиваю все это растительным маслом и иду к Мари-Лу.

— Какой великолепный жар, — говорю я и ставлю противень на решетку с раскаленными докрасна шишками.

— Чуть не забыл про соус, — говорю я и снова исчезаю в доме.

Готовлю на скорую руку соус из банки нарезанных помидоров и ложки сметаны. Добавляю немного сушеных специй Бритт.

Затем захожу в кладовку, прохожу мимо полок с консервами, и еще дальше, к низкой стене, там, как мне известно, хранятся бутылки с вином. Выбираю бутылку белого вина с самой красивой этикеткой.

Когда я возвращаюсь на мостки, от противня с овощами поднимается пар и аромат еды дразнит ноздри. Мари-Лу переодевается. Она сняла верхнюю часть бикини и путается в штанинах джинсов. Лучи вечернего солнца придают ее коже мягкий красно-желтый цвет.

— Я обожгла ногу, — говорит она и, не стесняясь, поворачивается ко мне. У нее довольно красивая грудь, и, естественно, я не могу удержаться и глазею на нее. Мари-Лу смеется, словно только что вспомнила, что забыла одеться, и натягивает футболку.

— Ты пьешь вино? — спрашиваю я и протягиваю бутылку, которую держал за спиной.

— Редко, — отвечает она. — Но сегодня есть повод.

— Оно теплое, — говорю я и щупаю бутылку. — Папа говорит, что белое вино должно быть холодным, иначе это просто пойло.

— Сейчас устроим, — говорит Мари-Лу и забирает у меня бутылку.

Одним движением она кидает ее через плечо. Раздается громкий всплеск, и тяжелая бутылка камнем идет на дно. Мы запоминаем место, куда она упала.

— Хорошая идея, — говорю я и смеюсь. — Как там наша еда?

— Скоро будет готова, — говорит Мари-Лу и помешивает овощи прямой отполированной волнами палкой.

— Нам нужны тарелки?

— Нет, можно есть прямо из противня, а вот вилки пригодятся.

Я снова иду в дом.

— И фужеры! — кричит мне вслед Мари-Лу. — И мои цветы!

В кухонном шкафу я нахожу два целых фужера, беру вилки, штопор, пивной бокал с цветами и остатки торта.

Сегодня вечером над озером много миражей, и мы соревнуемся, кто больше насчитает причудливых образов. Они словно парят в нескольких метрах над поверхностью воды. Камни, деревья, мостки, лодки, острова — все это кружит в воздухе перед нами. Хотя вино тоже сыграло свою роль.

Я рассказываю Мари-Лу, что вижу один из районов Парижа с причалами вдоль берегов Сены, кафе с красными навесами-маркизами, длинные ряды ларьков, в которых продают старые книги.

— Ты был в Париже?

— Был, с папой на зимних каникулах. Его отправили туда в командировку на три дня, и он взял меня с собой.

— Там красиво?

— Да, но слишком много машин.

— Что вы делали?

— Провели пару часов в Диснейленде, осмотрели Триумфальную арку, и Эйфелеву башню, и «Мону Лизу». Твоя подруга права, в Эйфелевой башне и правда есть лифт.

Противень пуст и лежит на дне лодки у мостков. Вино почти допито, и я догадываюсь, что мы не совсем трезвы. По Мари-Лу это заметно, потому что она сопровождает хихиканьем почти каждое мое слово.

— «Мона Лиза», — говорит она и снова хихикает. — Ее зовут почти так же. Мона! Мона Лиза!

Тут она снова становится серьезной. Смотрит на озеро. Глубоко затягивается сигаретой и медленно выдыхает светлое облачко дыма.

— Похоже, мне теперь всегда будет неуютно в Париже. Я люблю, когда вокруг тихо и спокойно. Мне тяжело в Стокгольме. Я бы всю жизнь прожила в таком месте, как здесь.