Леонид Билунов - Три жизни. Роман-хроника

Вторым интересным местом после спортивного зала была библиотека. Она помещалась на последнем этаже и занимала половину крыла здания. После большой деревянной двери нас выпускали только в маленькую прихожую, которая отделялась от книжных полок прилавком. Справа часть прилавка откидывалась вверх на петлях, чтобы наш библиотекарь Петр Петрович мог выйти наружу, когда захочет пойти домой. Однако я почти никогда не видел Петра Петровича снаружи. Нам казалось, что он вообще живет в библиотеке. Во всяком случае, я видел пару раз, как ему приносили туда обед из нашей столовой.

В библиотеке вкусно пахло старинной кожей, свежим клеем и тем, что я сегодня назвал бы пылью времени. Говорили, что библиотека очень старая и там есть даже книги на языках стран, когда-то владевших Львовом: на польском, на немецком, на венгерском. Петр Петрович в свободное время ремонтировал книги, подклеивал корешки, подрезал растрепанные страницы и даже делал новые переплеты. Он любил книги и, как я сначала думал, не любил нас, детей — шумных, рвущих бесценную литературу, оставляющих на ней чернильные следы пальцев, которые мы слюнявили во время чтения.

Петр Петрович выдавал нам книги молча и никогда не смотрел в лицо. Волосы у него были рыжеватые, с сединой, он носил тяжелые очки, и я долго не знал, какого цвета у него глаза. Он выдавал книги по списку рекомендуемой литературы, который каждому классу раздавали в начале учебного года.

Я помню, в нашем списке были книжки о Зое Космодемьянской, Павлике Морозове, «Повесть о настоящем человеке», «Как закалялась сталь», «Молодая гвардия» и другие. Все эти книги очень нравились мне, а «Как закалялась сталь» я прочел даже два раза: меня особенно поразило, что рукопись потерялась на почте и больной Николай Островский слово в слово вспоминал ее и переписал заново.

Однажды перед сном Валера Остапчук попросил меня пересказать книгу о Павлике Морозове, по которой нужно было отвечать завтра. Он не успел ее прочесть. Большинство ребят увлекались спортом, а читать не любили.

Я начал рассказывать — сначала не очень охотно, но потом увлекся и не заметил, как в палате стало тихо и обычные разговоры перед сном, перебрасывание подушками, смешки и затрещины на дальних кроватях прекратились как по команде.

— Леня! Ты там погромче, — тихо попросил кто-то из дальнего угла.

— Вы же читали! Это я для Валерки! — ответил я.

— Ну читали, да не все, — ответили сбоку. В темноте я не мог разобрать кто.

— Ты тискаешь [14] Тискать — рассказывать (сл.). интересней!

В этот день все уснули только через два часа после отбоя.

С тех пор я часто пересказывал перед сном всей палате то, что прочитал. В палате нас было тридцать человек, и все слушали, не проронив ни слова. Рассказывать нужно было осторожно, так как палаты обходила кастелянша, злая усатая женщина, бывшая надзирательница в женской колонии, обо всех нарушениях доносившая завучу. Впрочем, в нашей палате было тише, чем в других, и обычно мы слышали издалека ее приближение. Ко мне с самого начала в классе относились хорошо, но с этих пор я стал пользоваться настоящим авторитетом.

Однажды я пришел в библиотеку один и долго ждал у прилавка. Библиотекарь шуршал бумагой где-то в глубине. Потолки в библиотеке были высокие, как в актовом зале, и стеллажи метра на два до них не доходили. Передо мной были целые батальоны, полки разных книг, толстых и тонких, больших и маленьких, новых и старых. Неужели когда-нибудь я все их прочту?

Наконец пришел библиотекарь. Я сдал мою книгу.

— Что тебе дать? — спросил он, как всегда, не глядя в лицо.

— Не знаю, ответил я. — Что-нибудь интересное.

Петр Петрович начал перечислять книги из списка, который я уже знал наизусть.

— Это я уже читал, — отвечал я.

— Читал!

— Читал!

— И эту тоже…

Оказалось, что весь список я уже прочел.

— А нельзя ли что-нибудь не из списка? — спросил я.

В голосе моем было такое сильное желание, что Петр Петрович впервые поднял лицо от бумаг и с интересом посмотрел на меня. И вдруг я увидел, что глаза у него голубые, совсем не старые и что они улыбаются.

— Так, значит, ты много читаешь? — спросил он меня. — Тебе нравится читать?

— Еще бы! — выдохнул я.

— А что ты хочешь?

— Не знаю… Вы мне скажите, что интереснее.

— Сегодня пятница… Ты завтра уйдешь домой? — спросил он, снова не глядя на меня.

— Нет… я… мать… — Мне не хотелось говорить, что я почти всегда остаюсь на воскресенье в интернате. — В общем, в эту субботу я останусь…