Тони Парсонс - Моя любимая жена

Скромная молодая женщина в очках. Биллу всегда казалось, что она из другого мира. Просто она жила в «Райском квартале», и отец заезжал за ней, чтобы подбросить до работы. Сейчас она сидела и вязала, больше похожая на библиотекаршу, чем на содержанку. Но внешность была обманчива; эта женщина принадлежала к тому же миру, что сама Цзинь-Цзинь и другие ее гостьи.

— Это всё мои соседки, — тоном идеальной хозяйки сообщила Цзинь-Цзинь. — Мы приготовили сяолунбао — традиционные шанхайские пирожки с начинкой — и цзяоцзы. Их готовят в Чанчуне, и они, скорее, напоминают равиоли. Знаете, что это?

— Знаю, — ответил Билл.

— Прошу вас, угощайтесь.

Цзинь-Цзинь усадила его между «библиотекаршей» и матерью малыша, подав бутылку холодного «Чинтао». Мальчишка подошел к нему и похвастался игрушкой — ободранной металлической машинкой.

— О, «феррари», — улыбнулся Билл. — Замечательная машина.

Женщину в очках звали Дженни Вторая. Почему «Вторая» — она не объяснила. Имя матери малыша звучало еще более странно — Сахарная.

— Кажется, мы встречались, — опрометчиво бросил Билл.

Может, говорить такие вещи бестактно? На всякий случай он задал второй, ни к чему не обязывающий вопрос:

— Как дела?

Билл достаточно наслышался о скрытности китайцев и не ожидал, что Сахарная ответит искренне и обстоятельно.

— Иногда мне нужно вырываться из семьи, — сказала женщина, глядя, как Билл играет с ее сынишкой. — Сына оставляю со своими родителями. Такая у меня работа. — Она замолчала.

«У них у всех такая работа, — подумал Билл. — Они очень сдержанны. Но у каждой накопилось в душе столько, что, когда поток вырывается наружу, его не остановить».

— Вчера в «Сюзи» я познакомилась с австралийцем, — продолжала Сахарная. — Когда мы уходили, он захотел пойти в казино. Я стала говорить: «Не надо казино. Пойдем в твой отель». Но он хотел в казино. И там я его потеряла.

Билл молча кивнул. Возможно, казино было лишь предлогом, чтобы отделаться от нее.

— А сегодня утром он дал мне десять долларов. — Биллу показалось, что он ослышался. Десять долларов? — Он мне сказал: «Это все, что у меня осталось. Все другие деньги я проиграл». А я делала все, что он просил.

Сахарная проглотила подступающие слезы. Сын перестал катать машинку и поднял голову, удивленно глядя на мать.

— Это ведь мало, правда? — всхлипнула Сахарная.

— Совсем мало, — согласился Билл.

Сахарная кивнула. Ее сын, явно не понимавший английского, сердцем почувствовал, что матери плохо, и в знак утешения протянул ей свою игрушку.

— Вот я и прихожу сюда… отдохнуть, — сказала она, беря из детских ручонок поцарапанный «феррари».

Дженни Вторая обняла Сахарную. Билл отвернулся. Все утешительные слова казались ему пустыми и лживыми. Отдаться мужчине за десять долларов. По сравнению с остальными женщинами Сахарная казалась бедной родственницей. У остальных имелись спонсоры. И хотя мир Билла осуждал подобные отношения, это было все же лучше, чем продавать свое тело за десять долларов.

Билл посмотрел на Цзинь-Цзинь. От ее улыбки ему сразу полегчало. Он стал привыкать к тому, что улыбка этой женщины отражала ее душу. Улыбка, но не лицо. Из лица легче сделать маску, устраивающую владельца серебристого «порше».

Он только сейчас обнаружил, что сидит на сборнике кроссвордов. Билл быстро вытащил его из-под себя. Цзинь-Цзинь опять улыбнулась. Билл понял: его представления о ней и о других «канарейках» из клеток «Райского квартала» ошибочны. Возможно, они и проводят вечера в ожидании звонка. А когда возвращаются из сказочного царства шанхайских ночей, из ресторанов, коктейль-баров и клубов Бунда, их, быть может, пронзает ощущение своей второсортности и мучают воспоминания о перенесенных унижениях, выпадающих на долю любовницы женатого мужчины. И тем не менее эти цзиньсэняо, эти «канарейки» одиноки совсем не так, как Билл. Шанхай — их город. И у них есть свой маленький дружеский круг.

Таких караоке-баров Билл еще не видел. Он привык к роскошным барам Французского квартала, куда Шейн иногда водил китайских клиентов. Заведение, куда подруги Цзинь-Цзинь привели Билла, помещалось на боковой улочке Губэя и состояло из десятка комнатенок. Неоновая вывеска над дверью была не английской, а китайской. Не было здесь и нанятых хорошеньких девушек, чтобы аплодировать подвыпившим тайваньским бизнесменам, когда те благополучно доберутся до конца мандаринской версии «My Way». [48] Песня, ставшая хитом благодаря Фрэнку Синатре. Изначально эта песня появилась во Франции и особого успеха не имела. Но в 1967 г. ее услышал американский певец и композитор Поль Анка, который написал английский текст и предложил Синатре исполнить новую версию песни.