Владимир Маканин - На первом дыхании (сборник)

Обе сидят, нет, полулежат на пуховой материнской перине, две подружки. И Валя читает заложенные страницы.

— Иди, иди! Делай уроки! — кричат они маленькому Сережке, если он вдруг входит к ним.

Он кое-как перешел во второй класс, он вял и совершенно безлик.

— Мне скучно, — робко лепечет он, появляясь в дверях.

— Иди, иди.

Наконец они вспоминают, что его пора кормить и укладывать спать. Ест Сережа медленно и вяло: он вообще апатичный. И какой-то прибитый. Ни жизни в глазах, ни искорки.

— Ешь быстрее!

Сережа равнодушно жует. Они подгоняют его с неосознанной подростковой жестокостью:

— Ну ты — дите войны!.. Быстрее!

Для них это шутка, а смысл выражения далек. Сережа роняет ложку. Кажется, он спит над тарелкой.

— Ну ты посмотри на него! Его можно в цирке показывать! — говорит Валина подружка. Перед глазами у нее все льется сладкий мед читаемого романа. И Валя берет ложку и энергично «докармливает» — впихивает ему за ложкой ложку.

— Вот он всегда такой. Его в школе даже девчонки бьют, а он только нюнит… Плакса! И каким он только в жизни будет?! Дите войны, еще немножечко кашки?

Но каша изо рта Сережи вываливается опять в тарелку. Он как бы спит.

— Хватит! — решает Валя. Поит сладким чаем и быстро укладывает его в кровать.

Валя собирает ему на завтра портфель, затем они гасят в его комнате свет. А сами, прижавшись, опять утыкаются в золотистую книгу.

— Сейчас, — шепчет Валя, листая. — Сейчас я тебе прочитаю, что она ему ответила…

— А этот журналист ее еще встретит?

— Да. Такая любовь будет!

— Найди-ка, листай быстрее.

— Подожди. Гляну в комнату.

Валя идет к уснувшему братишке. Она подтыкает углы одеяла и возвращается, чтобы, отыскав, читать щемящую страницу. Барак полузанесен. За окнами долгая уральская зима, а мать работает в ночную смену.

— Сейчас, сейчас, — шепчет Валя, листая книгу.

В конце девятого класса Валя была влюблена. Она была влюблена и в десятом, вплоть до самых выпускных экзаменов. В преподавателя литературы. Самая подходящая личность.

Однажды поздним вечером она не сдержалась, заплакала и кинулась к матери. Уже ложились спать. И вот, худенькая, в ночной рубашке, заливаясь слезами, Валя кинулась. И шептала матери, что «сильно-сильно» любит.

Мать, утомленная работой, заспанная и плохо соображающая, восприняла это однопланово:

— Я ему покажу!.. Небось говорил о Пушкине, а сам глаз не сводил!

Валя так и затряслась:

— Ой, что ты, мамуля. Ради бога. Он совсем не такой!

Валя хватала мать за руки, сжимала и целовала ей руки:

— Мамуля, прошу… Я ж тебе призналась. Я ж от сердца.

И мать поняла: уложила ее спать, пообещала молчать. Однако она еще не вполне была уверена, что молчать — это правильно. А Валя была как больная: лепетала, объясняла — лицо, руки и все тело горели. Наконец она забылась. Мать отпустила ее горячую руку, укрыла худенькие плечи.

— Тошшая, — сказала мать тихо. С возрастом мать делалась грузной и все больше, как велось у пожилых людей в городке, нажимала на шипящие звуки. Тошшая. Нишшота. И тому подобное.

И тут же пошла к тетке — поделилась случившимся. И спросила, не нагрянуть ли все-таки к учителю?

— Мне только в глаза ему глянуть — и я все пойму.

— А нужно ли?

Мать пояснила:

— Я столько лет без мужа живу: насквозь мужиков вижу. Мне только один раз в глаза ему глянуть в таком разговоре…

Но тетка была против:

— Не ходи. Не обращай внимания. Я голову дам отрезать, что учитель за свою честь больше трясется, чем твоя Валя.

— И ничего, значит, не делать?

— Ни-ни.

— Я и сама не очень хочу идти — ведь шум-то будет, а будет ли толк?

— Именно. А Валечке объясни, что это бывает и проходит.

— Я точь-в-точь так и объяснила.

— Ну вот видишь!

Когда мать, уже частично успокоенная, заспешила опять домой, тетка сказала:

— А может, он и не заметил всего этого?

— Кто? — спросила мать.

— Как кто — учитель.

— Вальку не заметил?

— Ну да. — И тетка с легкой улыбкой и легким же шепотком заговорила: — Ты только моему не болтай… Лет десять назад я в нашего зубного врача влюбилась.

— В районного?.. В Галкина?

— А что тут такого?

— Нет, ничего. Просто смешно.

— А вот мне было не до смеха. Честно говорю… Но он, подлец, так и не заметил. Даже не сообразил, зачем баба к нему так часто ходит. Зубы мои, между прочим, не вылечил, а только попортил.

— Ну нет. Сейчас он хорошо лечит. Это ты на него зря!