Владимир Маканин - На первом дыхании (сборник)

— Хотите чаю? (Он все еще на «вы».)

— Да. Очень. А кто эта девушка?

— Я был в нее влюблен, а она меня бросила. Это давняя фотография. Ее звали Наташей.

Он рассказывает невеселую историю своей влюбленности. А затем — чуть более веселую историю своего редкого имени… О том, как пришибленный и робкий мальчик назывался Степаном Разиным. Больше ни веселых, ни грустных историй у него в запасе нет. Больше в нем нет ничего интересного. Так и живет.

Они пьют чай.

— Я все-таки боюсь, — говорит Светик.

— Меня? — Малокровный инженер густо краснеет.

— Нет, милый. Боюсь, что тебе со мной будет скучно, — я все-таки никогда не дружила с инженерами.

— Светлана, вы надо мной смеетесь? Нет?.. Тогда я вам скажу от всего сердца: мне… мне приятно с вами. И если уж говорить начистоту, то это я вас не стою.

— А что это за икона, милый?

— Нравится?

— Неплохая. (И опять Светик смотрит на Божью Матерь, а та на нее.)

Прозаик пишет в книжицу: сегодня он довольно ловко навел мост к продавщице комиссионного магазина — она пригодится, колоритнейшая баба. Он сунул ей в подарок не так уж мало, аляповатый сорокарублевый хрусталь, бросил в вазу грубоватую записочку «Жене от Жорика», и ничего — скушала. Акула. Рыбка из всеядных.

Прибегает Светик. Кто о чем, а Светик теперь только о своем инженере — голос у нее мягкий, даже мятный.

— Ты мне мешаешь, — говорит Игорь Петрович.

— Дай рассказать.

— Ты уже все это рассказывала. Ты повторяешься.

— Но послушай хоть немного — мне так приятно рассказывать…

Игорь Петрович нехотя поворачивает голову:

— Светик. Ей-богу, мне это скучно слушать… Останься же, наконец, у него на ночь. Думаю, это ненамного опаснее, чем сидеть с ним в кино. Дескать, метро уже закрыто, ах, ах! Переночуй. И сопри икону. И делу конец.

— Можно спереть. — Светик глядит куда-то в сторону. — Но мне почему-то жаль…

— Что-что?

— Жаль его.

— Жаль? Неужели я не ослышался? Светик, это что-то новенькое!

А Светик переодевается — она ведь и прибежала переодеться. Они идут сейчас в театр.

Прозаик ворчит:

— Опять куда-то убегаешь?

— Игорек, я с ним договорилась. (Светик надевает платье.)

— Филонишь ты, моя радость. Кушать кушаешь, а работать не работаешь, смотри — теперь я посажу тебя на голодный паек.

— Игорь, но мы с ним в театр идем. (Светик глядится в зеркало.)

Прозаик свирепеет:

— Так-так. Значит, ты в театр, а я торчать у комиссионки — наоборот не хочешь ли?

Но Светик торопится — у нее все было в жизни, говорит она, все было, а вот так, чтобы ходить в театр и на свидание и чтоб он букетик дарил, — такого не было. Она тоже хочет немного поиграть в эту игру. Все играли в эту игру. Все это прошли. А она — нет.

Они сидят в театре.

— Тебе не скучно со мной? — шепчет Светик. — Мне кажется, я ничего не понимаю. Я ведь смотрю спектакль второй раз в жизни.

Инженер возражает:

— Светлана, тебе можно и вовсе не ходить в театр — ты так тонко все чувствуешь.

— Но я очень простая, милый. (Светик наслаждается, Светик играет в игру.)

— Неправда.

— Я не робею, милый, только потому, что ты со мной…

Малокровный инженер млеет. «Неужели мне повезло, — думает он. — Неужели будем жить вместе и одиночеству конец. Да еще с такой милой и красивой женщиной…» Единственное, что его удручает: красивые изменяют своим мужьям, так уж они, красивые, устроены. Им все кажется, что они заслуживают большего. У них, у красивых, от самих себя кружится голова… Малокровный инженер давит вздох. «Ну и пусть, — думает он. — А я ее буду любить все равно. Она изменит, а я ее прощу».

Комиссионный магазин закрывается. День кончен.

— Жорик, — отзывает его в сторону Шапокляк.

— Ну?

— Только тс-с… У меня клиент есть. С деньгами. С большими деньгами. Хочешь обделаем вдвоем? — Шапокляк протягивает списочек. — Эти вещички клиента очень интересуют…

— Оставь мне список. Я дома прикину.

— Жорик, только не тяни долго.

— Лады.

Игорь Петрович возвращается и тут же садится подводить баланс за этот день. Подробности, главное, подробности, ах, как сгодится ему эта книжица после, цены ей нет! Из сегодняшней партии только сапожки не реализовались, не товарный вид…

Возвращается Светик — она улыбается:

— Боюсь, Игорек, что я в него влюбилась.

Прозаик раскладывает выручку на две горки, правая — Фин-Ляляеву, левая — нам.

— Слышишь, Игорек, — влюбилась.

— Шутишь, конечно.