Эльмира Нетесова - Последний шанс

— Ты говоришь, что собаки умнее нас. Может быть! Но только человеку в этом мире куда сложнее выжить.

— Надюшка, к чему клонишь?

— Вань, нашим псинкам забот мало. Мы по-своему помогаем им жить. А нам кто-либо хоть в чем-нибудь помог? Возьми меня, так всюду сама, с самого детства! Никто ни в чем не поддержал…

— А родители? Где они были?

— Были! Да что толку? Только детей рожали! Нас в семье десятеро! Все как горох, мал мала меньше. Отец пил, он даже по именам не помнил нас. Куда ему? С утра напьется и до ночи спит. К счастью, никого пальцем не тронул и не обидел никогда. Не до того было. Случалось, заглянет к нам и скажет:

— Ой, как много вас, больше чем вшей в портках. И когда это я успел столько наплодить?

— Мать тоже пила?

— Нет, одной капли в рот не приняла. Все на хозяйстве, на огороде работала, чтоб нас накормить. Если б ни она, никто не выжил бы и до года. А как бедовали? Я ж только когда в школу пошла, трусы первый раз надела, те, что после брата мне достались. Он уже в третий класс пошел. Бывало, вернусь с занятий, все сниму с себя, сложу и под подушку спрячу, чтоб целей было. О новых и не мечтала, не просила, знала, что не купят. Не на что. О форме не мечтала. То не наше счастье. В резиновых сапогах зимой и летом ходили. Да и те надевали по очереди. Вместо портфелей шила мать сумки, мешочки такие, эта у каждого была своя. Ну, а чуть подрастать стали, пошли работать в колхоз на все лето. Меньшие матери дома помогали. Веришь, все мы с шести лет траву косили, ездили в лес за дровами, сами пололи и окучивали огород, пасли скотину, прибирались в доме и в сарае, во дворе. С восьми лет мать поставила девчонок к печке, к корыту, а спрашивала как со взрослых. Знаешь, сколько тряпья стирать приходилось, целую гору. А потом нести его на речку полоскать. Летом хорошо, но зимой задыхались от мороза, ноги в сапогах коченели, а деваться некуда. Мать жалели. И берегли ее. Она никогда нас не ругала и не била. И без того было тяжко.

— С отцом так и не поладили?

— Он умер, когда я в пятом классе училась. Ночью отошел, мы и не услышали. Заснул и не проснулся.

— Но жить хоть легче стало?

— С чего? Откуда взяться облегченью? Отец на водку не тратился. Он брагу пил. А делал ее из свеклы и хмеля вместо дрожжей. Наверное, за это прозвали бражку бормотухой. Ох, и воняло от той бочки, потому, никто из нас хмельного в рот не взял. Не хотели уходить следом за отцом.

— Как же в институт поступила?

— Меня свои деревенские на постой взяли. Они уже прижились в городе. А я у них и нянькой, и домработницей, все шесть лет так вот жила. Зато они за жилье не брали. Харчи из деревни везла, а на стипендию одевалась. Теперь смешно вспомнить все во что наряжались, — усмехнулась грустно.

— Студенчество и у меня было не из легких. Но жил в общаге, платили мы за нее мало. Всего два рубля. А вечерами подрабатывали. Кто грузчиками, дворниками, сторожами. Жрать всем хотелось, вот и брались за все, что как-то прокормить могло, — вспомнил Иван.

— Я целыми днями была занята. В общаге мест не было. И каждый устраивался, кто как мог. А на последнем курсе познакомилась со своим Гришей. Я в сквере сидела на лавке, готовилась к защите диплома. До того никуда не ходила, стыдно было в тех лохмотьях на люди показываться. В институте на лекциях в дальнем углу пряталась. Ко мне никто и не подходил. Я никого не ждала. А тут, как снег в лето! Подсел тихо, заговорил, так и познакомились. Гришка на то время водопроводчиком работал. Слесарем в «Водоканале». Стали друг к другу присматриваться. А семья у него в старом домишке жила. Детей пятеро, да мать с отцом. Целыми днями меж собой грызлись. Оба выпивали, от того вся беда была, — смахнула слезу баба.

— Ты вместе с ними жила?

— Привел он меня в свою завалюху. Из спальни отец вышел, в одних кальсонах. Глянул на нас и спрашивает:

— А бутылка где? Кто на сухую знакомится? Ведь за постой платить надо! На халяву не обломится! Давай обмоем, договоримся, столкуемся быть могет…

— Я растерялась. Ведь Гришка мне предложенье сделал стать его женой. С меня чужие не брали за постой. А этот с первого шага потребовал. Но Гришка в бок толкнул, мол, промолчи, не обращай внимания. А отец свое бубнит:

— Без бутылки говорить не стану хоть лопни. Не ищите дурней себя! — покачала головой.

— Ну и папашка! — сорвалось у Ивана.

— Он золотой человек в сравненьи с другими. Гришка меня ни о чем не предупредил, о семье своей не рассказывал. Я ничего о них не знала и пришла вслепую, — рассмеялась Надя, вспомнив прошлое.