Ллойд Джонс - Мистер Пип

Никогда прежде мне не читали на английском. И другим ребятам тоже. В семьях у нас книг не держали, а те печатные издания, которые еще до блокады время от времени привозили из Морсби, были на местном наречии. Как только мистер Уоттс начал читать, все притихли. В мире появился новый звук. Учитель читал медленно, донося до нас облик каждого слова.

— «Фамилия моего отца была Пиррип, мне дали при крещении имя Филип, а так как из того и другого мой младенческий язык не мог слепить ничего более внятного, чем Пип, то я называл себя Пипом, а потом и все меня стали так называть» [2] Здесь и далее цитаты из романа Чарлза Диккенса «Большие надежды» (1860), а также из его писем приводятся по изданию: Диккенс Ч. Полное собрание сочинений в 30 томах. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957–1960. .

Мистер Уоттс нас даже не предупредил. Просто взял да и начал читать. Сперва даже не все поняли, что к чему. Мое место было за предпоследней партой. Сидевший передо мной Гилберт Масои загораживал мне обзор своими толстыми плечами и косматой головой. Поэтому, заслышав учительский голос, я решила, что мистер Уоттс рассказывает о себе. Будто бы его зовут Пип. И только когда он стал прохаживаться по классу, я увидела у него в руке книгу.

Он все читал, а мы обратились в слух. Через некоторое время он замолчал, подняв глаза от текста; мы боялись пошевелиться, ошеломленные наступившей тишиной. Течение речи остановилось. Мало-помалу мы вышли из оцепенения и вернулись к реальности.

Мистер Уоттс закрыл книгу и, как священник, воздел ее над головой. Потом он с улыбкой обвел взглядом класс.

— Это была первая глава романа «Большие надежды» — величайшего, кстати сказать, романа Чарльза Диккенса, величайшего из всех английских писателей девятнадцатого века.

Тут все почувствовали себя безмозглыми, как летучие мыши: надо же, размечтались о встрече с живым человеком по имени мистер Диккенс. Наверное, мистер Уоттс догадался, какая каша у нас в головах.

— Читая произведения великого писателя, вы знакомитесь с ним самим, — сказал учитель. — А значит, можно считать, что ваша встреча с мистером Диккенсом состоялась как положено. Хотя вы его еще совсем не знаете.

Одна девочка помладше, Мейбл, подняла руку — решила что-то спросить. Сначала мы подумали, что мистер Уоттс этого не заметил, потому что он гнул свое, хотя Мейбл вовсю тянула руку.

— Вот теперь милости прошу задавать вопросы. Ответить смогу не на все. Предупреждаю заранее, — говорил он. — И еще: перед тем как задать вопрос, называйте, пожалуйста, свое имя.

Теперь он кивнул, обращаясь к Мейбл. Она, как видно, пропустила его слова мимо ушей, потому что сразу начала задавать вопрос, но мистер Уоттс прервал ее на полуслове, вздернув одну бровь, из-за чего впервые за сутки нам снова вспомнилось его прозвище — Лупоглаз.

— Вот умница. Чрезвычайно рад знакомству, Мейбл. Красивое имя, — заметил он.

Мейбл просияла. Она поерзала за партой, а потом решилась:

— А когда мы узнаем мистера Диккенса по-настоящему?

Мистер Уоттс взялся за подбородок. Наверное, раздумывал; мы не мешали.

— Очень хороший вопрос, Мейбл. Пожалуй, с ходу я бы сказал, что на него ответа нет. Но постараюсь ответить. Некоторые из вас узнают мистера Диккенса, когда мы дочитаем книгу. В ней пятьдесят девять глав. Если читать по главе в день, то остается еще пятьдесят восемь дней.

Такое сложно было объяснить дома. С мистером Диккенсом мы встретились, но пока еще не познакомились, а узнаем его только через пятьдесят восемь дней. Дело было десятого декабря тысяча девятьсот девяносто первого года. Я быстро прикинула в уме: знать мистера Диккенса мы будем только к шестому февраля одна тысяча девятьсот девяносто второго года.

Ночь в тропиках опускается мгновенно. Прожитого дня как не бывало. Смотришь, к примеру, на тощих, облезлых собак. А потом раз — и остались от них только черные тени. Если нет под рукой свечи или керосиновой лампы, то с приходом ночи ты словно попадаешь в темницу и маешься взаперти до рассвета.

Во время блокады солярка и свечи были на вес золота. Бои между повстанцами и солдатами-наемниками шли в светлое время суток, но наступления темноты мы ждали не только по этой причине. Мистер Уоттс подарил нам, детям, возможность проводить ночные часы в другом мире. Мы находили прибежище в далеких краях. И не беда, что это была викторианская Англия. Оказалось, перенестись туда совсем не трудно. Если только не мешали эти проклятые собаки да петухи.