Чарльз Ллойд - Особая диета

— Конечно, я понимаю ваши чувства, миссис Уиллоуби, но меня не покидает мысль, что для вашей же матери было бы лучше, если бы вы отправили ее в частную клинику, где она была бы окружена всесторонней заботой. У нее нет шансов на полное выздоровление, и, по-моему, целесообразней возложить обязанности по лечению болезни на плечи тех, чьей работой это и является.

Миссис Уиллоуби встревоженным взглядом посмотрела на доктора.

— Но ей это ужасно не понравится! Как бы хорошо ни содержались эти приюты, у человека там всегда есть чувство, будто он находится в заключении… чувство узника. Это просто убьет мою мать… кстати, когда у нее нет припадков, она в таком же здравом уме, как вы или я.

— Ну что ж, решение остается за вами. Если вы считаете, что оставить ее здесь будет лучше… Если ее состояние не ухудшится, то мне нечего будет сказать. Я посоветовал бы вам нанять ночную сиделку в помощь сестре Чартерис. Более того, вы не должны оставлять миссис Хинтон одну ни днем, ни ночью. Я мог бы свести вас с одной очень надежной женщиной. После обеда я пришлю ее к вам.

Молодой доктор достал часы, посмотрел на них и продолжил:

— Если подобное положение дел нас в дальнейшем не устроит, то, боюсь, нам придется его пересмотреть и решиться на кое-что другое, — с этими словами он взял с дубового комода, стоявшего в прихожей, свою шляпу и перчатки.

Миссис Уиллоуби проводила его вниз по ступенькам к машине — шикарному «бьюику».

— Ну, хорошо. Большое вам спасибо. Я знаю, что вы делаете все, что в ваших силах, чтобы помочь мне. Но я никак не могу примириться с мыслью, что моя мать будет заключена в одно из таких мест, — она протянула руку. Бледный солнечный свет раннего весеннего утра падал на ее белокурые волосы.

Доктор Берлей с восхищением улыбнулся ей. Ему было жаль эту женщину, которой не было еще и тридцати и которая в прошлом году стала вдовой, после того как ее муж погиб в авиакатастрофе. А сейчас эта новая беда с ее матерью. Он боялся, что в ближайшем будущем ее все же придется отправить в клинику. Но, как бы ни было, если над больной будет установлено постоянное наблюдение, то не будет никакого вреда в том, чтобы испробовать сначала этот план.

Он нажал на стартер, обернулся и помахал рукой, прежде чем машина тронулась с места. Миссис Уиллоуби медленно направилась к двери. Она была уверена, что поступает правильно. Она взглянула на часы в гостиной. Одиннадцать. Пора идти за покупками. Она подумала о Мэри. Занятия в школе начнутся только с понедельника, и она знала, что девочка любит ходить с ней по магазинам. Она направилась к двери, которая вела в сад.

— Мэри! Мэри!

Отворилась дверь кухни, и горничная, несшая заставленный серебром поднос, сказала, остановившись:

— Я думаю, что мисс Мэри наверху, вместе с сестрой и миссис Хинтон, мадам.

Миссис Уиллоуби поблагодарила ее и поднялась вверх по лестнице, которая вела к комнате ее матери. Мягким движением она открыла дверь. На диване в залитой солнечным светом нише сидела старая женщина. С ее колен спускался наполовину связанный шарф ярчайшего оранжевого цвета. Лицо ее было пухлым и имело нездоровую бледность. На ковре у ног женщины лежала Мэри, сосредоточенно разглядывавшая потрепанный альбом с фотографиями, большинство страниц которого было с загнутыми уголками.

— Ой, бабушка, неужели ты действительно носила такую одежду? — спросила девочка с недоверием, указывая грязным пальцем на фотографию, изображавшую женщину в одежде, такой далекой от сегодняшних дней со всеми ужасами автомобилизма.

— Да, мое дитя.

Миссис Хинтон подняла глаза, когда вошла ее дочь.

— Надеюсь, голубушка, ты пришла сюда не для того, чтобы забрать Мэри?

— Я иду в магазин. Принести тебе что-нибудь, дорогая?

— Нет, не надо. Сестра, как вы думаете, нам что-нибудь нужно? — добавила она, оборачиваясь к сестре Чартерис, которая сидела возле нее в кресле и читала газету.

— Нет, миссис Хинтон, не думаю, что сегодня утром вам еще что-нибудь понадобится.

— Ну, беги и надень куртку, Мэри, — сказала миссис Уиллоуби, — и обожди меня в прихожей. Я приду туда, как только ты будешь готова. И вымой руки, — , крикнула она вдогонку своей восьмилетней дочери.

Миссис Хинтон взглянула на свою дочь. Глаза ее сузились, а в уголках рта играла лукавая улыбка.

— Ну, и что же сегодня сказал тебе этот юных доктор? Что мне хуже, не правда ли? Выжившая из ума старуха — я полагаю, он так меня назвал. Молодой человек хочет упечь меня подальше — ну давай, скажи мне.