Ллойд Джонс - Мистер Пип

— Вы хотели знать, чем я тут занимаюсь, — сказал он. — В некотором смысле вас интересует история моей жизни. Охотно ее расскажу, но с двумя условиями. Во-первых, меня не следует перебивать. Во-вторых, мой рассказ займет не одну ночь. В общей сложности — семь.

В ту первую ночь у костра собралась толпа, включившая в себя не только того негодяя, что покушался на задницу мистера Уоттса, но и всех ребятишек, и наших родителей, которые медленно подтягивались из темноты и останавливались у нас за спинами.

По деревне прошел слух, что мистер Уоттс будет рассказывать историю своей жизни. Почти все пришли для того, чтобы послушать про незнакомый мир. К нему нас тянула неодолимая сила. Да не только к нему — к любому миру, непохожему на наш, который стал нам ненавистен, потому что полнился страхом. Но были и такие — сплетники, — которые пришли не за этим. У каждого были свои домыслы насчет мистера Уоттса. Моя мать, например, хотела узнать о его женитьбе на Грейс и услышать наконец из первых уст, как произошло это плачевное событие.

Первая ночь была для нас самой страшной, потому что мы не знали, насколько хватит интереса и терпения мятежников. Они сами предложили мистеру Уоттсу дать объяснения, и он собирался это сделать при помощи размеренного повествования и неповторимого тона, хорошо знакомого его ученикам. Главным условием было не перебивать.

Эти молодые повстанцы годами не слышали рассказчика. Они сидели с раскрытыми ртами и ловили каждое слово, опустив на землю перед босыми ступнями свои винтовки, как ненужные реликвии.

Решение мистера Уоттса предстать перед мятежниками под именем Пипа выглядело рискованным, но нетрудно было понять, чем оно продиктовано. Роль Пипа как нельзя лучше подходила мистеру Уоттсу. При желании он мог бы рассказать историю жизни Пипа так, как она описана у мистера Диккенса, и выдать ее за свою, а мог просто взять из нее отдельные детали, повернуть как угодно и даже вплести что-нибудь новое. Мистер Уоттс выбрал второй путь.

На протяжении последующих шести ночей я улавливала перемену в голосе мистера Уоттса всякий раз, когда его история отклонялась от той, что мы знали, вернее, от той, что пытались восстановить. Задирая голову, я встречала его взгляд, устремленный на меня в безмолвной мольбе не останавливаться и ни под каким видом не оспаривать его рассказ. Порой он изумлял нас, школьников, тем, что дословно приводил строки из книги — мы их распознавали на лету. Эти строки мистера Диккенса еще не были внесены в тетрадь, и я едва удерживалась, чтобы не отметить достижения учителя. Он знал гораздо больше, чем выкладывал на уроках, когда мы по его заданию восстанавливали «Большие надежды». Как ни странно, я не злилась и не чувствовала себя обманутой. А ведь наш учитель так убедительно закрывал глаза, призывая нас вместе припомнить тот или иной эпизод, который сам знал наизусть. Ну да ладно, рассуждать было некогда. Рассказ мистера Уоттса получился не менее увлекательным, чем роман «Большие надежды», которым мы заслушивались на уроках. А здесь в слушателях оказалась вся деревня: люди сидели у небольшого костра на затерянном острове, где творились ужасающие зверства, ни одно из которых не вызвало негодования в мире.

«Пип» мистера Уоттса рос в кирпичном здании товарного склада на дороге, которая вела к медному руднику; родителей он не помнил. Отец его бесследно исчез, «как в воду канул». А мать напилась самогона и рухнула с дерева, что росло внутри здания. От удара об пол у нее вылетели глаза. Лишившись глаз, она лишилась также и памяти. Ничего не видя, ничего и не помнила; так и получилось, что про мистера Уоттса она забыла напрочь. Ее ближайшие родственники жили в Квинсленде и занимались выращиванием сахарного тростника; у них она и скоротала свой век, бродя в вечной тьме среди постукивающих тростниковых стеблей.

К счастью, переводила я довольно бойко, и чем дальше, тем лучше; мне было спокойнее, когда люди просто слушали, не замечая моего участия. Навострив уши, они сосредоточенно склоняли головы набок, как собаки, которым мерещится в опасной близости шарканье веника.

Осиротевшего мистера Уоттса воспитала старая затворница, жившая в большом доме, окутанном паутиной. О своем детстве мистер Уоттс особо не распространялся. Школьные годы и вовсе пропустил. Рассказал про большой сад. Как помогал старушке с прополкой и посадками. Приключение выпало ему лишь однажды.