Ллойд Джонс - Мистер Пип

— А ну, подставляй задницу!

Мистер Уоттс напрягся и осторожно повел головой. Снял очки, внимательно их рассмотрел. Как будто мыслями был не здесь, а в другом месте, где занимался своими делами, пока его не оторвали. Пьяный повстанец приплясывал вокруг мистера Уоттса и бесстыже тыкал вверх средним пальцем. Остальные гоготали, в том числе и двое конвоиров. Пьяный стал расстегивать ремень:

— Сейчас всажу тебе.

Мистер Уоттс не ослышался.

Его голос звучал непререкаемо:

— Этого не будет. — Он указал на поляну, откуда повскакали рэмбо, и распорядился: — Сядь сюда и слушай.

Мистер Уоттс даже не обернулся проверить, подчинился ли рэмбо. Для него этот негодяй просто перестал существовать. А в наших глазах тот вмиг сделался посмешищем. Он и сам это понял, потому что отвернулся и стал застегивать штаны. Остальные начали мало-помалу отходить от него в сторону. Тогда один из мятежников, которого мы без особой уверенности считали командиром, — плечистый, с одним сонным глазом — отделился от их лагеря, подошел к мистеру Уоттсу и спросил, как его зовут. Говорил он беззлобно, и мистер Уоттс не моргнув глазом ответил:

— Меня зовут Пип.

— Мистер Пип, — уточнил командир.

Многие из нас могли бы уличить мистера Уоттса во лжи. Достаточно было поднять руку, как в школе. Но мы не шелохнулись и не произнесли ни звука. Наше потрясение было слишком сильным, чтобы оспаривать его слова. Но, как нам показалось, мистер Уоттс, еще не дослушав вопрос командира, уже был готов с ответом. Конечно, мятежники не знали подоплеку этого имени. Они слыхом не слыхивали про Пипа, про мистера Диккенса и про «Большие надежды». Да что они вообще знали? Для них это было заурядное имя белого человека.

Командир повторил «Пип», как будто выплюнул какую-то гадость. «Пип».

А мистер Уоттс как ни в чем не бывало продекламировал:

— Мне дали при крещении имя Филип, а так как мой младенческий язык не мог слепить ничего более внятного, чем Пип, то я называл себя Пипом, а потом и все меня стали так называть.

Я так и не поняла, что это было: поразительная смелость или невероятная глупость.

Человек с сонным глазом начал допрос. Откуда родом? Здесь чем занимаешься? Шпион? Подослан правительством Австралии? До меня долетали вопросы, но ответов мистера Уоттса я не слышала. Мама вцепилась мне в руку. И тащила прочь. Мы бросали мистера Уоттса на произвол судьбы. Я была уверена, что больше его не увижу, и вместе с мамой обмирала от страха. Мы бросились на берег. Куда нас только понесло?

Море простиралось до краешка неба. Капкан захлопнулся. Дальше бежать было некуда, разве что к себе в шалаш. Там мы и прятались. Под покровом темноты пробрались в свое жилище, как непослушные дети, попытавшиеся удрать из дому. Нет, это сравнение не вполне уместно. Мы не испытали облегчения. Наоборот, затаились в ожидании какой-то страшной неизбежности.

Через некоторое время меня кликнул отец Гилберта. Он остановился прямо у нашего порога.

— Матильда, ты тут? Выйди.

За меня ответила мама. Сказала, что меня нет дома. Тогда отец Гилберта просунул круглую голову в шалаш.

— Матильда, — повторил он. — Тебя мистер Уоттс зовет.

Никуда она не пойдет, ответила за меня мама. Отец Гилберта попросил ее не волноваться. Обещал за мной присмотреть. Дал ей слово. Это, дескать, совсем не то, что она думает.

— Долорес, под мою ответственность, — сказал он, и мама разжала пальцы, державшие меня за костлявую лодыжку.

Отец Гилберта взял меня за руку, но, по мне, его рука точно так же повела бы доверчивую козочку на бойню.

Костер мятежников то мигал, то вспыхивал в ухабистой мгле. Я еще способна была замечать такие подробности, равно как и трепет у себя в груди, и нервную испарину. Когда мы приблизились к лагерю, мне стало ясно, что тут произошла какая-то перемена.

Мистер Уоттс стоя переговаривался с сонноглазым командиром. При виде меня у него вырвался вздох облегчения. Извинившись, он подошел ко мне. Его лицо приняло озадаченное выражение, как в тот раз, когда Гилберт поднял руку и спросил, почему Пип не похитил Эстеллу, если она ему так приглянулась. Мистер Уоттс положил руку мне на плечо. Отец Гилберта передал меня ему с рук на руки.

— Спасибо, Матильда. Надеюсь, ты не против. Возможно, ты мне понадобишься, если придется переводить.

И впрямь что-то здесь произошло за то время, пока мы отсиживались на берегу, а потом вползали, как две улитки, к себе в шалаш, чтобы схорониться от мира. В наше отсутствие мистер Уоттс восстановил данный ему от природы авторитет. Я сразу заметила, что все голоса вокруг костра умолкли, стоило ему только раскрыть рот. Учитель развернул меня за плечо к лоснящимся лицам, освещенным языками огня.