Ллойд Джонс - Мистер Пип

Даже моя мама пришла повторно и рассказала такое, чего я никогда от нее не слышала. Мистер Уоттс расположился позади нее. Думаю, ему было не по себе. Он ерзал и не мог смотреть в одну точку.

— Женщинам никогда не разрешалось выходить в море — никогда! — гаркнула мама. — Почему? Я вам скажу почему, хоть это ясно как день. Женщины — слишком большая ценность. Вот так-то. В море выходили мужики. А уйдет женщина — что из этого получится? Не будет ни детей, ни еды на столе, ни шарканья веника. Да на острове все перемрут с голодухи. Но порой — это я знаю от своей тетки Жозефины — случается увидеть девушку, которая следит за полетом морской птицы, стоя на рифе; можно не сомневаться: она потеряла невинность и замышляет отправиться в ближайший город белых. Вот так-то, девочки: захотите полюбоваться морскими птицами — стойте на берегу, а то вам несдобровать!

Возвращение к «Большим надеждам» всегда было для нас благом. Книжный мир, не в пример нашему, выглядел цельным и осмысленным. Если это было благом для нас, то что же говорить про мистера Уоттса? Я уверена, что в мире мистера Диккенса он чувствовал себя куда уютней, чем в нашем чернокожем мире предрассудков и таинственных летучих рыб. «Большие надежды» возвращали его к белым. Во время чтения он иногда улыбался своим мыслям, а мы не понимали, что в этом месте забавного; в таких случаях мы раз от раза вспоминали, что до конца не понимаем мистера Уоттса, потому что не знаем тех краев, откуда он родом, и задавались вопросом: что же он оставил позади, когда поселился с Грейс на острове?

Подходя к учительскому столу, я пыталась не заглядывать слишком уж откровенно в лежащую на нем книгу. Хотя мне до смерти хотелось взять ее в руки, посмотреть, что там написано, и найти на странице имя Пипа. Но я ничем себя не выдавала. Не хотела выставлять напоказ самое сокровенное, а может, и постыдное. У меня в голове прочно засел урок миссис Харипы про сладкие плоды личи.

После занятий мистер Уоттс от нас не прятался. Иногда он прохаживался с корзиной под деревьями и собирал плоды. Родители учеников посылали ему и его жене угощение в благодарность за то, что он ежедневно вдалбливал знания в наши пустые головы. Отец Гилберта всегда оставлял для мистера Уоттса немного рыбы.

В белом льняном костюме, подобающем «джентльмену», мистер Уоттс появлялся только на уроках; по большей части именно таким мы его и видели. Встречая его на пляже в мешковатых старых шортах, мы не понимали, что стряслось с нашим учителем. В глаза бросалась жуткая худоба, которая не то иссушила его в одночасье, не то прежде оставалась незамеченной, и это наблюдение было сродни открытию, но какому — я точно не знала. Он смахивал на тонкий побег белой лозы. Видя его сгорбленную спину, мы начинали понимать, каких усилий стоило ему надевать костюм и стоять перед нами, вытянувшись в полный рост. Впрочем, на пляже он был как все. Опустив голову, высматривал, не выбросило ли море чего-нибудь полезного. На нем была ветхая белая сорочка, которую он, как ни странно, носил нараспашку; но, что еще удивительнее, при ближайшем рассмотрении я не обнаружила на ней ни одной пуговицы.

Набрав целую корзинку раковин-каури, чтобы выложить их рядами вдоль сердцевидных семечек и сделать имя «ПИП» еще заметней, я увидела мистера Уоттса. Он прервал свои поиски и направился ко мне по песку от кромки прибоя.

— Святилище, — одобрительно произнес учитель. — Пип Тихоокеанский. — Он задумался. — Как знать, не исключено, что его заносило в эти края. В романе жизнь Пипа рассказана не до конца. «Большие надежды» завершаются тем, что…

Тут я зажала уши ладонями, и мистер Уоттс, видя это, умолк. Я не хотела забегать вперед. Мне интересно было узнать обо всем из книги. Не опережая событий. Так, чтобы не перескакивать через главы.

— Ты совершенно права, Матильда, — сказал он. — Всему свое время…

Он хотел добавить что-то еще, но его лицо исказила острая боль. Мне даже показалось, что он выругался. Правда, совсем тихо. А скорее всего, я ослышалась и понапрасну вспыхнула от смущения. Едва удерживая равновесие, он поднял правую ступню до уровня бедра и стал разглядывать. Оказалось, что у него на большом пальце содран ноготь, который теперь держался буквально на ниточке. Мистер Уоттс приподнял ноготь.

— Наверное, скоро отвалится, — сказал он, глядя вместе со мной на обнажившуюся розовую ссадину. — Есть какие-то вещи, с которыми человек и не помышляет расстаться — считает, что они всегда будут при нем, даже если это простой ноготь.