— Дело в шляпе, Бобби, — с ленцой проговорила она, потягиваясь и зевая. Когда она так поднимала руки, ее гладкие подмышечные впадины становились плоскими, и под ними проступали два бугорка мышц.
Оказывается, она вспомнила, что по Фолс-ривер, отрезанной заводи Миссисипи, тоже курсирует пароходик.
— Он маленький, почти миниатюрный, но и причалы там такие же. И никакого течения. Можно снять дальний план парохода, подплывающего к причалу Дернье — он совсем крохотный по сравнению с пароходом. Я хорошо знаю причал Дернье. И что еще важнее, их дом кажется уменьшенной копией Бель-Айла. Дать панораму через дамбу, и никто не заметит разницы.
Мерлин обдумал это. Кивнул.
— Пойдет! — небрежно, чуть ли не резко отозвался он, не поднимая на нее глаз, словно она была девчонкой-секретаршей.
— О’кей. Звони Джекоби.
Но именно эта деловитость ей особенно и нравилась. Теперь она была не просто членом команды, но ценным членом.
Когда она была возбуждена или чем-то довольна, ее веснушки проступали ярче, а с восходом луны все лицо становилось темнее. По цвету веснушек я мог судить о силе ее сексуального желания.
Тогда выходит, мое «открытие» — чепуха. Она счастлива, как ребенок, настолько счастлива, что обняла меня — меня, а не Мерлина. Тот не обращал на нее внимания. Его голубые глаза с волокнистой склерой, как всегда, искали мой взгляд. Ему хотелось обсудить мою статью, даже не статью — так, заметку в «Историческом журнале Луизианы», посвященную неизвестной стычке, произошедшей в здешних местах во время Гражданской войны. И ведь не поленился прочитать ее.
Я, как обычно, поднялся из-за стола первым. У меня уже вошло в привычку (вдруг я осознал, насколько моя жизнь превратилась в привычку) оставлять их беседовать на киношные темы, а самому, навестив Сиобан и Текса, возвращаться в голубятню к десятичасовым новостям. В последние годы я испытывал особую необходимость каждый час слушать новости, хотя уже много лет не происходило ничего важного. Чего, собственно, я ждал?
Но на сей раз я поступил иначе. Сошел со своего проторенного жизненного пути. Скрывшись из виду, я, вместо того чтобы направиться к лестнице, повернул налево в темную гостиную, находившуюся рядом со столовой и отделенную от нее дубовыми раздвижными дверями. Несколькими минутами ранее я заметил, что двери раздвинуты дюймов на шесть. Стоя спиной к двери, можно было слышать все разговоры, а сдвигаясь влево и вправо, ловить отражения собеседников в тусклом зеркале, висевшем в простенке напротив. Чтобы отразиться на сетчатке моих глаз, изображению приходилось проделать пятьдесят футов пути — тридцать от компании до зеркала и еще двадцать от зеркала до меня. Моя дочь Люси сидела в самом конце стола. Даже на таком расстоянии можно было рассмотреть, насколько она похожа и в то же время не похожа на свою мать, Люси, мою первую жену. У нее была та же манера поворачивать голову, но черты ее лица были более резкими и грубыми, словно полевой цветок из Каролины пересадили в тропики Луизианы. Для Люси Бель-Айл был всего лишь пристанищем. Мы не были с ней близки. Да и с Марго они не очень-то друг друга любили. Мой сын? Я его не видел с тех пор, как он бросил колледж и поселился в трамвае за гаражами.
Через некоторое время Люси удалилась.
Марго, Мерлин и Дан продолжали беседовать. В их голосах появились новые нотки, говорившие о моем отсутствии.
Дальше произошли два небольших события.
Марго перегнулась через Мерлина, чтобы что-то сказать Рейни, — я не слышал, что именно, но ее волосы скользнули по его лицу. Когда Марго с кем-нибудь говорила, у нее была привычка наклоняться к своему собеседнику, временами задевая его плечом или рукой. Мерлин рассеянно отклонился, учтиво уступая пространство, но когда она приподняла плечо — она что, держала его за коленку? — он шутя укусил ее обнаженную загорелую руку, даже не то чтобы укусил, а так, прикоснулся зубами к коже. Это было сделано настолько небрежно, что, похоже, он сам не заметил своего безотчетного движения. Он даже не перевел взгляд.
— Ладно, — наконец произнес он. — Значит, схватку Рейни и Дана мы снимем в голубятне. Согласен. Шахматные пятна света будут там выглядеть гораздо эффектнее, чем в хижине раба. И все же я бы хотел…
— А как же Руди? — спросил Дан. Да, вроде это он спросил. Руди? Кто такой Руди? Он сказал «Руди»? Что-то я не пойму.
Никто не обратил внимания.
— Что? — переспросил Мерлин через минуту.
Читать дальше