Мария Спивак - Твари, подобные Богу

— Femme fatale, — сказал тем вечером Майк. — Звезда немого кино.

Тата сделала роковое лицо.

— И немножечко Эллочка-людоедка, — хихикнул Майк.

Помнится, это его нисколько не отвратило. Наоборот.

На Митчелла ее новый облик тоже произвел впечатление.

— Какая ты, оказывается… сексапильная, — хрипловато проговорил он и, смутившись, отвел глаза.

Узнав о назначенной презентации, Тата сразу позвонила Валере — «Wellery», назывался его салон, — и не раздумывая согласилась на все процедуры. Это раньше она старалась держаться в тени, но теперь ей понравилось быть эффектной. Ну, а на представлении собственной книги, причем второй, как говорится, сам бог велел.

Удивительно, что в Америке ее странное произведение, «Заговор судьбы», пользуется успехом. Не так чтобы громким, но все-таки. Книга, которую Митчелл из осторожности издал небольшим тиражом, разошлась быстро, и он тут же запустил в печать следующую партию. Тата не могла постичь, в чем причина популярности «Заговора». Казалось бы, суп из оккультизма, астрологии, колдовства, любви, приправленный религией и философией — пища не для американского желудка. А ничего, едят. Как экзотику? Вряд ли. Нет, скорее, прав Митчелл: дело в простоте подачи. Ведь ее книга — точнее, альбом — тот же комикс, картинки с подписями; очень американская вещь. Хотя по живописи с комиксами ничего общего.

— В твоих рисунках кого только нет, — заметил однажды Майк. — Все, кого ты любишь. Бенуа-Сомов-Головин-Лансере-Добужинский… кто еще? Альфонс Муха. Прямо по анекдоту: да их тут тысячи! Только, знаешь, Кошка, кого не хватает?

— Кого? — не догадалась Тата (в прошлом Татошка, потом Кокошка, а там и Кошка).

— Тебя.

Майк прекрасно знал живопись, тонко ее чувствовал и не льстил понапрасну. Его замечание пришлось на удивление в точку — Тата ахнула. И с тех пор начала искать себя, свой индивидуальный стиль. Она рисовала, рисовала, рисовала повсюду, в подходящих и неподходящих местах. В парках, кафе, магазинах, на улицах, у того же Валерки, все, что видела, любые забавные, чем-нибудь привлекательные сценки. Через три-четыре месяца собрался новый альбом. «I ♥ NY», неоригинально назвала его Тата и привычно снабдила каждый рисунок пояснением, где кратким, в одно предложение, а где и довольно пространным, на манер рассказа. В целом получилось нечто, внешне мало отличавшееся от первой книги, но по сути принципиально другое и, главное, интересное; Майку понравилось. Потом, когда они перевели тексты на английский, понравилось и Митчеллу, и тот со свойственной ему решительностью отослал в типографию пробный тираж.

— Надеюсь, дело пойдет, как с первой, — весело потирая руки, сказал он. — Я же говорил, Тата: слушай меня!

Заявление, прямо скажем, сомнительное — о второй книге вообще речи не было, — но Тата предпочла не вдаваться в подробности, тем паче что новый гонорар оказался солиднее первого.

— Богачка Кошка, — восхитился Майк. — Прокормишь в голодный год? — У него на фирме ситуация складывалась не лучшим образом; он боялся, что их закроют.

Шутка. И тем не менее Тата почувствовала в его тоне — что? зависть? ревность к ее успехам? Думать об этом не хотелось, но не думать не получалось: после того как реклама ее первого альбома появилась на задней обложке известного глянцевого журнала — что совпало с началом неприятностей Майка, — между ними… как бы яснее выразить?… пробежала невидимая кошка. Тогда же, кстати, возникло новое прозвище, которое Тата недолюбливала, а Майк упорно считал забавным и употреблял к месту и не к месту.

Впрочем, с виду все оставалось радужно.

Собственно, в том и беда — в изначальной литературно-художественной идилличности их романа. Любовь с первого взгляда, разлука, тоска, воссоединение и безоблачное счастье — и чем дальше, тем все безоблачней да безоблачней. Голубок и горлица никогда не ссорятся, дружно живут… И у знакомых считаются образцово-показательной парой. Но, услышав однажды по телефону шутливое: «Вы там как, не потонули еще в сиропе?», Тата задумалась: ведь ненормально за два года ни разу, условно говоря, не кинуть друг в друга тапком? Неестественно. Можно подумать, за отступление от правил хорошего тона положен расстрел.

Наверное, дело в том, что им периодически приходится расставаться; говорят, полезно для отношений. Впрочем, Тата уезжала в Москву всего четыре раза и самое большее на три недели — не повод и не причина обрастать китайскими церемониями. С другой стороны, тишь, гладь да божья благодать — чем плохо?