Дмитрий Липскеров - Родичи

Казалось, после того, как песчаный карниз обвалился, погребая под собой медвежью тушу и с пяток падальщиков, звериной душе можно было преспокойно отбывать в чужие измерения. Но тем не менее крылатая не спешила, сидела неподалеку, вовсе не боясь лучей жаркого солнца.

А он лежал под грудой песка, и, пожалуй, такая гибель была для него наилучшим выходом.

Бессознанный, придавленный песочной тонной, почти насмерть отравленный укусом скорпиона, медведь почти не дышал. Не проносились перед глазами бредовые картины, и можно было смело констатировать смерть, если бы не она, помахивающая крылышками, бестелесная…

Лишь вечером, когда стало прохладно, она пролетела сквозь песок и вошла в медведя через левое ухо, а еще чуть позже заняла свое привычное место, где-то за грудиной. Спустя некоторое время он пришел в себя, ощутив во рту огромную опухоль, из-за которой дыхание прорывалось со свистом. Хорошо, что в момент падения песчаного гребня его тело согнулось, голова от боли уткнулась в живот — там и остался воздух, которым он дышал в беспамятстве.

Сейчас ему пришла мысль — почему его телу приходится так мучительно существовать? За что?..

Но, как и всякое животное, медведь не мог давать ответов, а потому попробовал встать на ноги, испытав при этом ломоту в каждой кости и косточке. Песочный завал лишь едва шелохнулся, наполняя пасть и уши мириадами песчинок.

Но не для того он пришел в себя, чтобы умереть сейчас. Видимо, душа за что-то там потрясла во внутренностях, и медведь последним усилием рванулся, выгнул могучую спину, напрягая мышцы до разрыва, и стал медленно подниматься на задние лапы, пока наконец песок не ссыпался с него и он не оказался — дрожащий и слабый, как при рождении, — под огромной луной.

Медведь хотел было зарычать, но забитая пасть лишь вывалила песок, а одна из песчинок попала в дыхательные пути, и животное закашлялось, благодаря чему песок полетел не только из пасти, но и из ушей. Если бы он мог, то пожелал бы себе смерти, но инстинкт самосохранения не позволяет животным умирать по собственному желанию, вероятно, потому, что для них ада не предназначено.

Медведь сделал два шага в сторону от своей лежки, чуть не ставшей могилой, и понял, что он не один тут живой. Под его лапами что-то взвизгнуло, зашлепало крылом, и медведь обрадовался, что будет кого сожрать, после того как спадет болезненная опухоль с горла. А дабы не упустить добычу, он улегся на нее всем телом и не засыпал, пока падальщик предпринимал попытки к жизни.

Когда под брюхом все стихло, медведь уснул и проспал до жаркого солнца. Ему ничего не снилось, или он не помнил картин, но, когда проснулся, ощутил, что опухоль уменьшилась и такой мучительной боли уже не приносит.

Возле самой морды прополз давешний скорпион-убийца, который был отброшен лишь одним выдохом кожаного носа. Перевернувшись несколько раз через себя, тварь защелкала клешней, удивленная тем, что потратила яд зря. Жертва жила и умирать, похоже, не собиралась.

И ладно, решил скорпион, уползая другой дорогой.

Медведь слегка приподнялся на передние лапы, огляделся вокруг, но ничего необычного не увидел. Как и прежде, до горизонта простирались могучие пески, выбеленные солнцем. Тогда он решил, что время сожрать падальщика, окончательно раздавленного его центнерами; загреб лапой, вытаскивая на свет приплюснутую тушку.

Вначале он решил внимательно осмотреть свою еду, которая еще накануне сама хотела использовать его мясо для собственного проживания.

Падальщик был крупный, с черными и белыми перьями, которые почему-то были выщипаны с длинной шеи, увенчанной лысой головой с загнутым острым клювом.

Медведь несильно ударил лапой по брюху падальщика, рассек его до позвоночника и погрузил пасть в кровавые внутренности птицы. Кровь и мясо оказались слишком солеными, но он ел, чувствуя сильный голод, лишь изредка отплевывая перья.

Одной птицы ему было недостаточно, и он на запах принялся рыть песок, пока не отыскал еще одну, задохнувшуюся в обвале. Эту он ел медленнее, уже не получая от соленой пищи удовольствия, но поглощал мясо впрок, не уверенный, когда еще придется наполнить желудок…

Он еще не знал, что ждет его через некоторое время после сытного обеда, обильно сдобренного солью…

Так пить он не хотел никогда!

В его мышцах еще были силы, а сморщивающийся желудок сводил с ума голову. Язык опять распух во всю пасть, как при укусе скорпиона…