Грэм Джойс - Реквием

И вообще, какой в этом смысл? Немало ученых десятилетиями корпели над этими свитками и много чего сумели отыскать, но вряд ли это круто изменило чью-либо жизнь. Миновав Дамасские ворота, он решил, что не пойдет больше к Давиду.

Они договорились с Шерон, что после работы она подберет его у Темничных ворот. Когда он проходил мимо Храмовой горы, направляясь к Стене Плача, из мечети аль-Акса донесся голос, заставивший его остановиться и прислушаться.

Это был призыв муэдзина на дневную молитву. Призыв звучал с минарета пять раз в день, и Том уже привык к этому экзотическому песнопению. Но обычно они транслировали магнитофонную запись, а сегодня это был, без сомнения, живой человеческий голос. Он и по качеству, и по тембру отличался от того, что Том слышал раньше.

Пение невидимого муэдзина было нежным и воспаряло к небесам, словно его подхватывали восходящие потоки теплого воздуха. Том поднял голову. Над западной частью города висел огненно-красный шар.

«Аллау ак'бар… Ла илаа иль'Аллау…»

Том знал этот исламский символ веры. Это были первые слова, которые шепотом произносили на ухо мусульманским младенцам, и последние слова, которыми провожали умирающего в мир иной. С них начинался каждый день, и ими он заканчивался. «Бог велик… Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его». Сегодня при звуках пения муэдзина волоски на руках Тома поднялись дыбом, а на шее он почувствовал чье-то дыхание. Слова взлетали над священным юродом, как птицы, выпущенные на волю, и устремлялись к солнцу.

Том гордился тем, что ему знакомы не только догмы христианской веры, но и другие великие религиозные учения. Однако, столкнувшись вплотную с исламом, он понял, что лишь самодовольно тешил себя мыслью, будто испытывает симпатию к другим религиям. В течение полутора тысяч лет, за исключением краткого периода под властью крестоносцев, этот город был мусульманским, и Тому почудилось, что голос муэдзина вдруг ужалил его, как внезапно развернувшаяся из клубка ядовитая змея.

В этот момент он испытывал одновременно и непонятное восхищение и чувство, что в него пытается проникнуть что-то чуждое. Он поспешил выйти за ворота, в Новый город, где обыденный шум уличного движения должен был расставить все по своим местам. Но на его пути возникло препятствие.

Чтобы попасть от дороги аль-Вад к Стене Плача, надо было пройти через контрольно-пропускной пункт с турникетом, где дежурили вооруженные израильские солдаты. Дорогу Тому преградила небольшая толпа, до него доносились взволнованные возгласы. Неожиданно какой-то мужской голос перерос в истошный вопль. Другие крики эхом отразились от каменных стен, а вслед за этим раздались два приглушенных выстрела.

Толпа отхлынула от турникета, как морская волна, и устремилась навстречу Тому. Один человек споткнулся и растянулся во весь рост в пыли. Бегущая толпа мешала Тому разглядеть, что происходит впереди. Неподалеку от него на землю хлопнулась дымовая шашка. Он застыл на месте, глядя на нее. Кто-то рявкнул ему что-то непонятное не то на иврите, не то на арабском. Молодой араб схватил его за руку:

— Газ! Не стой здесь! Слезоточивый газ!

Том, разинув рот, смотрел вслед уносившемуся парню, затем все-таки решил бежать вместе с остальными. Все кричали. Он услышал тяжелый удар где-то у себя за спиной — еще одна шашка со слезоточивым газом. Толпа неслась по аль-Вад. Ноги у Тома стали подкашиваться от страха. Когда несколько молодых людей отделились от основной группы и свернули в переулки между аль-Вад и Стеной, он последовал за ними, но быстро отстал. Затем он услышал позади топот. Его догонял израильский солдат. Том остановился. Солдат отпихнул его в сторону и помчался вслед за юнцами в направлении Храмовой горы.

Кто-то призывно махал ему из бокового переулка. Там было темно, и он не мог разобрать, чья загорелая рука машет ему так настойчиво. Решив, что в переулке безопаснее, Том свернул в него.

И тут же встал как вкопанный. Это была все та же арабская женщина. Руки, которыми она придерживала платье у горла, были высохшими и потрескавшимися, как древние свитки, однако глаза ярко сверкали даже под покрывалом. Она вытянула трясущуюся руку и указала на Стену. На камне была надпись, сделанная большими буквами: «DE PROFUNDIS CLAMAVI».

Не успел Том прочитать надпись, как услышал позади громкий металлический щелчок. Оглянувшись, он увидел израильского солдата с автоматом, направленным прямо на его голову. Покрасневшее лицо солдата, искаженное яростью и страхом, застыло в уродливой гримасе. Он заорал что-то Тому, и не надо было переводчика, чтобы понять, что ему велят убираться отсюда подобру-поздорову. Солдат опять закричал на него, и Том побежал обратно, в сторону аль-Вад.