Сергей Обломов - Медный кувшин старика Хоттабыча

Снова зазвонил телефон. Писатель ушел подходить к телефону, а Гена остался невольно подслушивать громкий разговор — музыки больше не хотелось. Разговор был по-английски и весь свелся к тому, что писатель сейчас совершенно не может обсуждать эту тему, но просит перезвонить буквально через десять минут, когда он, писатель, освободится для невидимого неведомого Гене собеседника. Характерно хрустнула трубка о рычаг, и писатель снова появился на кухне, чтобы закурить очередную сигарету и выпроводить Гену вон задумчивыми формальными извинениями и трогательными нежными прощаниями:

— В аэропорт лучше пораньше приехать — кофейку попьешь. Только в «Дьюти Фри» ничего не покупай — в Чехии все дешевле, даже табак. Рекомендую, кстати, перейти на красный «Голуаз» — лучшие сигареты! А свою «Золотую Яву» ты там фиг достанешь. Ничего не забыл? Ну что же, ни пуха тебе в этой твоей другой новой жизни. По крайней мере, у тебя теперь есть имя. Везет тебе. Дайва там уже?

— Там, будет меня встречать. Вроде жилье уже подыскала нам, ну, разные варианты. Хочет со мной сначала согласовать…

— Ладно. Скучать, если честно, мы, наверно, вряд ли станем друг по дружке. И знаешь, велика вероятность, что и не увидимся больше никогда. Нет, я не к тому, что я куда-нибудь нагнусь, да и ты наверняка будешь приезжать. Но это будет уже другая жизнь, и мы — другие. Хотя и так не поймешь, кто есть кто и чья дорога — чей путь. Каждый этап в жизни имеет свое начало и свой конец, люди встречаются друг для друга, чтобы оставить след в судьбах, и если расходятся, то остаются только в памяти — иногда для редких совместных воскресительных реминисценций. Есть известная сентенция, которая предопределяет порядок забвения и утраты, подтверждая материальность и силу слов: в одну и ту же реку нельзя войти. Или если перефразировать это изрекание, изречение, изречивание в известный детский анекдот про Чебурашку — извини, Гена: шоколадка по второму разу — это уже говно. Все, вали на фиг, а то сейчас залью скупыми мужскими всю твою жилетку. Стой! Спасибо за историю.

Пожатие рук — это было последнее присутствие Гены в книге жизни писателя. Заперев входную дверь, писатель подошел к столу, где на экране открытой тетради его ноутбука поверх всех окон висел серенький прямоугольничек, предлагавший восстановить соединение с Интернетом.

Забыв, что он ждет звонка, писатель восстановил соединение и нашел сайт с помятым медным кувшином, который совершенно волшебным, непостижимым писателем электронным способом мог переводить мысли и чувства людей в слова языков.

Писатель, в отличие от Гены, не стал долго размышлять над словами обращения к Хоттабычу. В окошко для слов он ввел: Эпилог настоящей повести, а в языках выбрал русский, но добавил к нему от себя еще два слова: объемный и свободный. Полученный перевод занял полторы страницы, которые писатель скопировал в конец файла MKSH-finO. Навязчивый серый прямоугольничек, означавший разрыв со всемирной сетью, появился снова, и писатель кликнул на нет, отменив Интернет, потом на выключить, дождался, когда экран погаснет, и закрыл компьютер. Перезвонил телефон.

— Ты уже освободился? — Чистый девичий голос звучал громко и близко — как будто для того, чтобы оказаться в ухе писателя, ему не пришлось прорываться через колючую проволоку государственных границ.

— Освободился. Просто у меня как раз Гена был, он бы услышал.

— Привет ему передавай.

— Он ушел уже. Так что сама привет ему передавай. Послушай, я знаю, что должен был тебе номер счета указать, чтобы ты остальные деньги перевела. Но я их не возьму. Практически все ты придумала сама, я только оформлял. Жалко, что я не могу тебе вернуть аванс, но будем считать, что он пошел на накладные расходы.

— Почему ты не хочешь брать деньги? Ты же их заработал, это честные деньги. Ты же знаешь, что я ничего особенного не придумывала, идея вообще Захарова, остальное все само пошло. А тебе за роль писателя вообще какой-нибудь театральный приз полагается — очень живо ты его сыграл. К тому же, знаешь, спасибо, я правда не ожидала, что все получится так хорошо. Честное слово, я просто счастлива.

— Ну и хорошо. И будьте счастливы — оба вместе [5]. Я тебе не сказал, но книжку-то я написал на самом деле. Трудно было удержаться. Просто записал все, как было. Надеюсь, ты не будешь против, если ее издадут?

— Разве я могу на что-то повлиять? Писатель хмыкнул:

— Это правда. Ну ладно, просто не обижайся, если что…