Сью Кид - Кресло русалки

– Отец Доминик? – резко произнес Уит. – Почему ты решила?

– Сначала скажи, что ты думаешь о нем.

– Он очень искренний. Шут от природы, но иногда бывает серьезным. Он придерживается своего взгляда на вещи, но лично мне это нравится. Итак. Почему ты думаешь, что ему что-то известно об этой истории?

– Мать косвенно упоминала об этом, – ответила я. – И, когда мы недавно были на кухне, я слышала, как отец Доминик спросил ее, собирается ли она когда-нибудь простить их. Он сказал «нас». «Ты когда-нибудь простишь нас?»

Уит покачал головой в явном недоумении.

– Простить? За что?

Я пожала плечами.

– Хотелось бы знать. Я уже пробовала говорить об этом с отцом Домиником, но он держался очень скрытно. А мать… она и вовсе мне ничего не скажет.

Уит снова посмотрел на часы.

– Извини, но мне нужно было идти еще пять минут назад.

Когда он ушел, я осталась стоять посреди офиса отца Доминика, и мне вспомнился момент, когда Уит открыл Библию и громко прочел мне стих – суровые слова о том, что надо отсечь себе руку, дабы спасти все тело. Имело ли это отношение только к моей матери? Или он думал о том, как ласкал мои груди, бедра, прижимал меня к себе? Хотел ли он каким-то образом что-то сказать мне? О нас?

Бурый пеликан сидел на носу монастырской джонки в качестве украшения в виде монашеского клобука, изогнутая буквой «S» шея была опущена на белую грудь. Когда я подошла к причалу, птица распростерла крылья – фантастически огромные в размахе – и держала их так, пока перья сохли на ветру. Уит стоял на причале, любуясь зрелищем. Он не видел меня, пока я не окликнула его по имени, а когда повернулся, пеликан взмахнул крыльями и взмыл в воздух.

Я не знала, чего ожидать, – сядем ли мы в лодку и вернемся к шалашу или останемся на причале. Заключит ли он меня в объятия или отсечет от своей жизни. Накануне ночью я несколько раз вскакивала в постели, преследуемая кошмаром об ампутированных руках и пальцах. Они были грудами свалены в монастырском розовом саду вокруг статуи святой Сенары и все еще шевелились, как живые.

– Просто не верится, какой красивый сегодня день, – беззаботно произнес Уит.

Не говори о погоде. Если ты будешь говорить о погоде, я закричу.

– Да, прекрасный, – согласилась я. И действительно, это был самый восхитительный день, какой только можно вообразить. Блистательный, теплый дышащий весной.

Я надела джинсы и белую рубашку с длинным рукавом, и мне уже стало жарко, я задыхалась. Пряди волос патлами, как выразилась бы Ди, прилипли к шее. Я достала из бокового кармана сумочки темно-красную бейсболку, низко надвинула ее на лоб, потом вытащила черные очки.

– Может, прокатимся? – спросил Уит и, когда я кивнула, стал отвязывать трос. Забравшись в лодку, я заметила, что он уже запихнул свой полотняный мешок под сиденье.

– Где Макс? – спросила я.

Уит оглянулся на ведущую к причалу дорожку и пожал плечами:

– Кажется, сегодня он меня бросил.

– Может, обиделся, что в последний раз я нарушила своим присутствием вашу компанию?

– Насколько помню, это возле тебя он увивался после того, как… – Уит резко оборвал себя, не в состоянии или не желая назвать вещи своими именами, и фраза повисла в воздухе.

Он медленно вел лодку по протоке, а я сидела на носу, глядя прямо вперед, понимая, что тонкая пленка вины и нерешительности образовалась между нами, зная, что возникнуть ей помогло упоминание имени Хью накануне.

Прошло две недели с того дня, как Хью покинул меня на кладбище рабов и за все это время ни разу не перезвонил. Ему было больно, и, конечно же, он злился. Но, кроме того, у меня было чувство, что он занял выжидательную позицию. Хью был наитерпеливейшим из людей, непобедимым чемпионом по тому, чтобы «все образовалось само собой», «как-нибудь уладилось» – его любимые выражения. Не сомневаюсь, что именно так проявлялся в нем психиатр, сведущий во всех вековечных тайнах человеческой души. Однажды он рассказал Ди историю о девочке, которая нашла кокон и попыталась разорвать его, чтобы помочь бабочке освободиться, и как после этого бедняжка появилась на свет со сломанными крыльями. «Не надо торопить события», – сказал он тогда.

Я сказала Хью, что какое-то время хочу побыть одна, и вот, пожалуйста, он мне это время предоставил.

– Знаешь, мы с Хью живем раздельно, – сказала я, поворачиваясь к Уиту. – Сами по себе.

Он посмотрел на плоское днище лодки, потом опять на меня, выражение лица его было суровым, но я подметила в нем и благодарность. Он сбросил обороты мотора, и сразу же сделалось намного тише.