Надежда Васильева - Под созвездием Кассиопея

Вот папа притормозил, и машина стала сворачивать в сторону. Вдали замелькали мачты. Санька так весь и подался к окну и даже стукнулся лбом о стекло. Мама еле удержала его на коленях. Яхт-клуб! Вот он, их старый дебаркадер! И вдруг!.. Увидел свою «Кассиопею»! Она угрюмо стояла на кильблоках, огромная, как мираж. И все же это была она! Пластиковая обшивка местами покрылась мелкими трещинками, которые напоминали морщинки! Леерные стойки потускнели. Саньке хотелось крикнуть: «Кассиопея»! Милая! Что с тобой?!» Но бестолковые звуки никак не укладывались в слова! В душе у Саньки творилось такое, что уже было не справиться с собой. Он вырывался из маминых рук и кричал что-то бессвязное. Из всего можно было понять только одно: "Моя! Моя! Моя!".

— Ишь ты! — усмехнулся папа. — Смотри-ка, знает толк! Только еще не наша она, сын, не наша. Давно уж веду переговоры, да все без толку. Не продают и все! Не знаю, чем сегодня дело кончится…

А к дебаркадеру подъехала еще одна машина. Из нее вышли мужчина и женщина. Саньку снова охватило какое-то странное беспокойство. Он заерзал у мамы на руках. Вот женщина повернулась в его сторону. Санька замер. Людмила! Сестренка! Сделал ей «утиный рот» и радостно захлопал в ладоши. Заметил, как расширились ее зрачки. Узнает или нет?! Невольно протянул к ней руки. Но Людмила стояла, не шевелясь и не мигая. Смотрела на него в упор, и бледные губы ее что-то шептали. Вот она поперхнулась, закашлялась и спросила каким-то не своим голосом:

— Как зовут вашего сына?

— Санькой, — шутливо потрепал его по шапке папа. — Еще тот Дон-Жуан растет! Как увидит хорошенькую женщину, сразу про маму с папой забывает. Ну-ка, не балуй! И не тяни руки. Ты совсем не нужен этой тете. Ишь, возомнил о себе!

Людмила стояла явно ошеломленная. У нее и раньше от волнения появлялись складочки на лбу. Только теперь их было не сосчитать.

— Сколько ему лет? — не отводя от Саньки глаз, тихо спросила она.

— Скоро три будет, но говорит еще очень плохо. Хотя понимает абсолютно все. Иногда нам кажется, что он великий хитрец!

— Ваш муж очень похож на моего брата, который сделал эту яхту, — обращаясь к маме, чуть слышно произнесла Людмила. — Даже удивительно, как могут быть похожи два совершенно незнакомых человека. — Она едва сдерживала слезы. — Пять лет мы никому не продавали его «Кассиопею», хоть нам и предлагали за нее большие деньги. Память о брате дороже…

Она говорила что-то еще, но Санька не слушал. Все это было не то! Не то! И тогда он поднял дикий обидчивый рев, распугав сидящих на краспицах чаек.

— Светлана! — строго скомандовал папа. — Сядьте в машину, дайте нам поговорить!

Мама понесла его к машине. Но он, словно Терёшечка, выставил впереди себя ноги да еще широко развел их в стороны. Маме долго не удавалось усадить его на заднее сиденье. Зареванные Санькины глаза искали Людмилу. От истошного крика на носу появились капельки пота. Мама чуть не силой прижала его к груди. И он уже не мог больше ни о чем думать. Заснул. И сон приснился жуткий-жуткий.

Вот он плывет по озеру. Изо всех сил гонится за «Кассиопеей», которая убегает от него все дальше и дальше. Он снова забыл спустить паруса. Мария что-то кричит, испуганно мечется по палубе. Она не умеет управлять яхтой. Он еще не успел научить ее этому. Вот разгребает руками воду так быстро и так напряженно, что очень скоро начинает задыхаться. Переворачивается на спину. И вдруг среди бела дня видит на небе пять ярких звезд. Они мигают так напряженно, как пульсирующие буквы «SOS!». Он снова переворачивается, и снова яростно работает руками, опустив в воду разгоряченное лицо. Заглатывает воздух короткими вздохами. И в какой-то миг ему вдруг начинает казаться, что он уже отделился от плывущего тела и видит его с высоты птичьего полета. И руки разом сделались ватными. Напрасно командовал себе: «Скорее! Скорее! Скорее!» Вскипала воля, а мышцы сводило судорогой. Обеспокоенные чайки проносились над самым лицом, словно хотели чем-то помочь. Но он уже не слышал их тревожных криков. Вода забила уши. В голове нарастал какой-то странный гул. Казалось, так гудела сама Вселенная. И вот вместо звезд увидел перед собой на небе голубые глаза Кассиопеи. В них было столько обиды и боли, что с губ невольно слетело: «Прости меня, милая! Прости!»

Последним усилием воли перевернулся на живот и…похолодел от ужаса. Яхта была уже так далеко, что догнать ее было просто невозможно. Поднял воспаленные веки и окинул молящим взглядом горизонт: ни одной движущейся точки, ни одного островка! Кругом одна вода. И дикой болью свело ноги, словно кто вцепился в них острыми зубами и упрямо тащил безвольное тело на дно.