Потом каждый из них в деталях будет не раз вспоминать с гордостью трудные недели и месяцы, после которых быстро взрослеют. Очень трудно отвыкать от моря, каждому оно будет сниться — большое и сильное. Со временем все плохое забудется, останутся самые светлые воспоминания, наслоенные на большой общий фон моря.
В этот день повезло с погодой. Спокойное море, солнце, редкие белые облака, строгая форма, лихость в глазах. Нашивки, значки, кое у кого медали.
Но вот тревожно и протяжно закричали лодки, их подхватили баритоны и басы кораблей, над трубами многих из них появились причудливые круги дыма. Это кочегары салютуют уходящим, зная наперед, что за свои «художества» в небе получат наряды вне очереди лично от командиров БЧ-5. Но что значит наряд, если прощаешься с друзьями!
Все слова уже сказаны. Пошли к трапу.
Вступили на трап… и — «Славянка».
Отдают честь флагу — в последний раз. И вот — первый шаг на землю. В новом качестве.
И — «Славянка», которая заполнила все: причал, сопки, поселок, саму душу.
У провожающих блестят глаза, бескозырки в руках. Радуются мелодии, потому что у многих здесь жизнь тоже меряется «Славянками».
Парни еще одного поколения стали мужчинами, настоящими людьми. Какую жизнь они проживут?
Верится — честную…
Все это промелькнуло у меня в голове здесь, в Африке, в чужом порту.
А мелодия то замирала, то вдруг взрывалась мощными аккордами. Музыка заполнила все, казалось, что, кроме нее, нет ничего живого, все замерло, звучала только музыка да слышалось тихое нашептывание Карышева, стоявшего почти по стойке «смирно»: «За край наш родной мы все пойдем в священный бой».
С последними аккордами «Славянки» на палубу опустилась необычная для этого времени тишина. Все молчали. Я первый раз видел, как действует музыка на моих моряков. И уж готов был спросить у Карышева: «Неужто все слова знаешь», — но, взглянув в глаза матроса, осекся. Карышев был где-то очень далеко. Лицо его, обычно мягкое, как-то подобралось, у губ появились незамечаемые раньше складочки, отчего он выглядел старше и строже своих двадцати лет, глаза затуманились. Из оцепенения всех вывел деревянный голос дежурного по кораблю:
— Окончить приборку. Приготовиться к занятиям по специальности.
Смысл старой флотской пословицы: «Море хорошо с берега, а берег — с моря» — начинаешь понимать на десятый день после смены декораций, то есть со дня прихода в порт, особенно в чужой. И хотя заход деловой, и то, что положено морякам, они выполняют, но все заметно расслабились. Это естественно — море дисциплинирует лучше любого начальства. «Размяться хочется» — так определил состояние экипажа капитан-лейтенант Вересов. Наконец ситуация определилась: через два дня снимаемся, но куда идем, пока неизвестно. Начали готовиться к выходу. Получаем свежие овощи на обратную дорогу: побольше картофеля — он чистый, крупный, долго будет храниться; свежую капусту, репчатый лук. Помидоров и огурцов берем немного — на первое время. Вместе с Махмудом подсчитываем закупленное, пишем соответствующий документ.
Позже появляется знакомый старичок с потрепанным чемоданом, ему возвращаем неизрасходованные деньги и тоже пишем бумагу. Свежее мясо, несмотря на настойчивые просьбы Махмуда, брать не стали: нам могли предложить только верблюжатину. Я хорошо помнил, какой с ней получился казус. В день прибытия Махмуд предложил свежего мяса. Я спросил:
— Говядина или баранина?
— Конечно, говядина, какой разговор?
Получили (хорошо, что ума хватило взять на один раз), приготовили. Офицеры ничего, но матросы многие отказались — верблюжатина. А зовут ее здесь — говядиной.
Когда закончили все расчеты с берегом, еще и еще раз проверили укладку продуктов и имущества службы, закрепили все по-штормовому — на всякий случай.
И вот наконец-то раздались звонки и обязывающая на долгую работу в море команда: «Корабль к бою и походу изготовить».
Экипаж, от матроса до командира, делал свое дело без суеты. Своевременно пошли доклады о готовности боевых постов, служб и боевых частей к походу. Все идет как положено. Но внутреннее волнение есть. Все-таки выходим в море. Пусть оно теплое и в это время спокойное, без штормов, но море — это море.
Вот уже все на местах, и раздается команда: «Отдать швартовы», и следом другая: «Выбрать правый якорь» (мы стояли на одном якоре).
Несколько минут ожидания — и с бака доносится доклад боцмана Сапина: «Правый якорь чист!» Старпом тут же командует: «Гюйс спустить, флаг перенести». Сигнальщики мгновенно отрабатывают команду, и на мачте «до места» взлетает походный флаг.
Читать дальше