Михаил Кизилов - Капитан

Жарко и душно. Спать ложимся поздно, когда верхняя палуба начинает отдавать накопленное за день тепло. А его накапливается много: солнце весь день стоит над головой, а корабль не двигается — сросся пуповинами гидрантов и электрических кабелей с берегом. Жарко даже стальным швартовым концам: их приходилось дважды смазывать и неоднократно поправлять противокрысиные щитки, чтобы африканские грызуны не принесли инфекции и не добрались до наших кладовых.

По каютам разошлись в начале второго. Кажется, только уснули, как вдруг взвыли колокола «громкого боя».

Учебная тревога! Ночью, в иностранном порту!

Память машинально фиксировала все по секундам, кроме единственного — как часы оказались на руке.

4 часа 55 минут — учебная тревога!

4 часа 55 минут 35 секунд — на КГП. Форма одежды: трусы, пилотка, тапочки, противогаз, на шее капроновый фал с ключами и печатью.

Старпом и командир уже здесь, адмирал появился десятью секундами позже.

4 часа 56 минут 15 секунд — боевые части доложили о готовности.

Все смотрят на адмирала, он на командира. Нервозность и суета.

4 часа 56 минут 39 секунд — на ГКП появились мичман Бобровский и штурман Щеглов с мокрыми волосами и капельками влаги на теле. Далее пошел сбивчивый доклад Бобровского.

— Товарищ командир, дежурю по низам. Прошел по кораблю, поднялся на палубу, тишина. Вдруг слышу, вода вроде шевелится, плещется, справа по борту. Я к лееру, глядь за борт, а там человек плывет. К кораблю подплывает, а наш портик открыт. Я дежурному в рубке: «Играй тревогу!» Рассыльного к трапу, — а часовому у трапа: «За мной!» — и бегом к портику. Подбегаем, кричу: «Руки вверх!» Глядим, а это товарищ лейтенант Щеглов плавает и говорит мне: «Чего орешь, если я руки вверх подниму, то и утонуть могу». Тут я понял, что сплоховал. А если бы это подводные диверсанты были и мину бы подложили!

Командир сощурил глазки, перевел взгляд на штурмана:

— Прошу в рубке остаться только офицеров. — И, дождавшись, пока Бобровский и матросы покинули ГКП, резко спросил Щеглова: — Что скажете, штурман?

— Товарищ командир, очень искупаться захотелось, столько уже стоим, а ни разу не купались. Открыл портик, плыву обратно, вдруг слышу: «Руки вверх! Хенде хох!» Смотрю, Бобровский из портика чуть не вываливается, а рядом матрос с карабином, и палец спусковой крючок щупает.

Командир обвел взглядом ГКП, опять остановился на Щеглове, потом бросил:

— Отбой учебной тревоги! Щеглов, зайдите ко мне! Потом вышел на крыло мостика и, повернувшись в сторону восходящего солнца, с сожалением произнес: — Хороший день будет, а так бездарно начался. — И пошел вниз по наружным трапам.

Все только сейчас заметили, что уже рассвело, солнце оторвалось от горизонта, между ним и морем быстро ширилась полоса, чистое, без единого облака небо переливалось нежными оттенками, стояла тишина, не нарушаемая даже легкой зыбью или дуновением ветерка. И тотчас, словно извиняясь за невнимание к солнцу, зашевелился городок: запричитали, заблеяли мулы, заревели верблюды, из каморки вышел портовый сторож — день вступал в свои права.

После подъема флага объявили выговор штурману Щеглову с добавлением, что командир задержит представление на очередное звание. Бобровскому — выговор за то, что самовольно сыграл учебную тревогу, и благодарность — за бдительность. Вечером часть экипажа на баркасах ушла купаться. С этого дня морские ванны «штурмана Щеглова» экипаж стал принимать регулярно.

Мичман Роман Шарахутдинов заведует складом БЧ-5. Наши каюты рядом, поэтому волей-неволей жизнь Романа в поле моего зрения. Непосредственный начальник Шарахутдинова — механик, капитан 3-го ранга — инженер Кравченко. Его зовут Дед. Он и в самом деле уже дедушка. Прекрасно знает свое дело, машины. Любит пошуметь. А в общем честно дослуживающий свое офицер, много видевший, много знающий. Любимое занятие — чеканка по меди. Выбивает только парусники. С удовольствием их дарит. С еще большим удовольствием эти подарки принимают, так как Кравченко делает это вполне профессионально.

У механика с Романом сложные отношения. На этом корабле они служат вместе девятый год. Несмотря на дружбу, механик спрашивает с Романа сурово и строго, периодически устраивая ему «пропесочивание». За время совместной службы научил его играть в шахматы и привил любовь к книгам. Шарахутдинов освоил уже такие жанры, как детектив и приключения путешественников, сейчас увлекся Чеховым.