Михаил Кизилов - Капитан

Пока Вересов с матросами вылавливали масло, мичман Бобровский, используя паузу, озабоченно инструктировал своих подчиненных:

— Сейчас будем грузить мясо. Напоминаю: получаем продукты в море. Особое внимание обращать на то, как взвешивать! Смекаете?!

Старший матрос Карышев и матрос Слепцов — крепыш из Якутска, коммунист, человек кристально честный — с недоумением взирали на своего шефа.

— Эх вы! А еще по десять классов закончили! У меня хоть семь с прицепом, но смекаю! Со-обра-жать надо! Поясняю. — Мичман, прохаживаясь по кормовой надстройке, где проходило экстренное заседание продовольственников, выводил железную цепь доводов: — Весы где будут стоять? — И сам себе ответил: — Правильно! На верхней палубе рефрижератора. Палуба — это горизонтальная часть корабля, а корабль в море, а на море зыбь. Корабль то вниз, то вверх… И тут, — голос его зазвенел от радости и напряжения, — мы можем дать маху. Можно взвесить груз, когда корабль идет на волне вверх, тогда не досчитаешься нескольких килограммов, на волне вниз — наоборот — выигрыш! Сечете?

Карышев и Слепцов смотрели на Бобровского как зачарованные.

Петя, войдя в раж, давал указания:

— Карышев, со мной на рефрижератор! Слепцов, будешь принимать на нашей палубе. Карышеву за качкой и весами следить лично, — впрочем, нет, за этим буду следить я — мичман Бобровский. Ты, Карышев, смотри, чтобы все взвешенное попало на поддон и было хорошо уложено. Говяжьими полутушами только тебе и ворочать. Следи, чтобы уложены были как надо, да на моториста на кране покрикивай, чтобы история с маслом не повторилась. Поняли? Главное для нас — волна! Вот какая такая наука физика получается.

Я стоял, закусив губу, чтобы не рассмеяться. Поэтому, когда подошел катер с выловленным маслом, нарочно остался на палубе.

Бобровский вместе с Карышевым уже были на верхней палубе рефрижератора и помогали морякам открывать трюм. Установили весы, и через несколько минут снизу раздался возмущенный Петин тенорок:

— Ты что ж, думаешь, если мы с Дальнего Востока, так все можно. Ни фига! Не лаптем хлебаем! Сам буду взвешивать, — наступал он на долговязого моряка — как оказалось потом, одного из штурманов.

Тот, не понимая, что от него хотят, переминался с ноги на ногу и глуповато улыбался. Потом, наконец уразумев, расхохотался и, в свою очередь, заводя Петю, потребовал:

— Стало быть, будешь ловить экстремальные моменты на волне?

— Какие такие моменты?! — горячился Петя.

Гражданские моряки, видя, что мичман заводится, подливали масло в огонь:

— Мичман, смотри, обманет! Он такой. Он всех обманывает, даже свою жену.

Петя переводил взгляд с одного на другого, нервно теребя амбарную книгу. Местный боцман, стоявший на лебедке рефрижератора, которой поднимали мясо из трюма, не глядя на Петю, изрек довольно внятно:

— Разве вы моряки? Раз в году в морях-то бываете!.. — И он презрительно смерил взглядом «спортивную» Петину фигуру.

Такого Бобровский стерпеть, конечно, уже не мог. Он даже подпрыгнул и, увидев меня, чуть ли не заверещал:

— Товарищ лейтенант, грабят при ясном солнце? Куда же это годится?!

Едва сдерживая смех, я спросил:

— Кто грабит? Ведь ты же еще ничего не получил! Треплешься только, а мясо оттаивает…

Бобровский запнулся, словно наткнулся на кнехт, огляделся, потом решительно направился к весам, ставя точки над «i»:

— Взвешивать сам буду!

Штурман с рефрижератора стоял на своем:

— Лови максимум — максиморум или минимум — миниморум, чтобы не просчитаться! — и улыбнулся откровенно издевательской улыбкой.

— Какой миниморум?

Штурман снисходительно пояснил:

— Миниморум — наименьший минимум. — И, обращаясь к своим, покачал головой: — Сколько работаю с военными, а такого горлопанистого встречаю впервые! Видимо, и правда, КВН на военном флоте не прижился, потому что сложно команду набрать. Веселые служат на Дальнем Востоке, а находчивые — в Москве.

Раздался оглушительный хохот. Вересов, молча наблюдавший картину Петиного сражения с мельницей и видя, что флотскому достоинству угрожает опасность, распорядился:

— Бобровский, гаси фонтан красноречия! Экономят не на спичках!

Петя как-то сразу успокоился, и пошла работа.

Впервые на катере вышел в открытый океан.

Зыбь, качает. Точнее, швыряет. Не ожидал, что это так ощутимо — океан. Именно на таком плавсредстве понимаешь всю необузданную его силу.

С катера поднимался на танкер по штормтрапу. В море все нужно делать быстро и молча. Я же по причине прекрасного настроения «завис», отвечая на приветствия. Случайно, боковым зрением, увидел, что катер на зыби стремительно несет по восходящей к борту танкера. Пулей наверх. Привальный брус катера с хряском прошелся по борту танкера. Штормтрап обрезало в каких-то двадцати сантиметрах от моих ног. В этот миг руки уже были на леерах. Подтянулся и забрался на танкер спокойно. Не дошло. Но взглянул на обрубок того, что называлось штормтрапом, и сразу вспотел. Ноги стали ватными. Слабость, как после затяжного спурта в бассейне. Сразу подумал про жизнь и про его величество случай в ней.