— Поздравляю тебя, злой волшебник! Поздравляю и от всего сердца благодарю за эти незабываемыеминуты, самые яркие и прекрасные в моей жизни! Благодарю тебя! Но послушай теперь, что я тебескажу. Оставь меня в покое. Прекрати свои выходки! Довольно! Неужели ты еще не понял, — для меня счастье как раз в том и заключается, что я упорно преодолеваю все преграды, которые ты воздвигаешь на моем пути. Терзай других. Слышишь! Терзай других!
Жоан Смельчак умолк и тут же почувствовал, что тело его деревенеет и кровь застывает в жилах. Пожелал он повернуться, и не смог. Пожелал опустить руки — не тут–то было! Пожелал переступить с ноги на ногу — как бы не так! Казалось, какие–то таинственные корни прикрепили его к земле.
Но когда какая–то шустрая птица стала вить на Жоановой голове гнездо, юноша с ужасом убедился, что стал деревом.
Глава 3
ХРУСТАЛЬНЫЙ ХОЛМ
«Хуже всего то, что я не могу двинуться с места», — размышлял Жоан Смельчак, обреченный, точно паралитик, на полную немоту и неподвижность; он и пальцем не в состоянии был пошевелить без помощи волшебного ветра. Да к тому же стоял он совсем голый, и ничто не защищало его от солнца и от дождя.
— Не понимаю, почему деревья и кусты не носят одежды. Надеть бы им брюки, пиджак, рубашку с высоким воротничком и галстук, крахмальную манишку, — рассуждал он, чтобы хоть как–то скоротать томительные зимние вечера. — Кто осмелится утверждать, что дубу не к лицу был бы плащ, такой, как носят в Алентежо, а буку не пошла бы шапка из козьего меха? Или каштанам шерстяная куртка? А сосны, торжественные, величавые сосны, я и представить их себе не могу без фрака и траурного крепа на цилиндре. А я? Вот несчастье!.. — И, горестно вздохнув, он заключил: — Ладно, пусть дадут мне непромокаемый плащ, он все же предохранит меня от простуды. Но не только это стояние нагишом вызывало недовольство у Жоана. Каждый день преподносил ему горькие неожиданности. Однажды утром в черном зеркале пруда он поймал свое отражение и убедился, что волосы его стали очень похожи на зеленую листву, и разрастались они без всякого удержу.
— Хорошо бы к парикмахеру сходить, — мечтательно прошелестел Жоан. — С эдакой поэтической шевелюрой людям и на глаза показаться стыдно.
Но еще мерзостнее стало Жоану, когда одолел его нестерпимый зуд, от которого он едва не сошел с ума.
«Наверное, я подхватил корь. Или оспу…» —думал Жоан Смельчак, впадая в отчаяние, ибо никак не удавалось ему почесаться.
А на следующий день все его тело, руки, ноги, голова, губы и нос покрылись бесчисленными язвами.
Ничего не поделаешь, придется молча страдать, ведь по соседству не было дерева–лекаря, которое промыло бы его раны и наложило бы на них пластырь из коры, смоченной горячим соком. И когда эта проказа донимала Жоана особенно крепко, мимо него прошли двое влюбленных.
— Посмотри, какое прелестное дерево! Все в цвету… И как чудесно пахнет! Жоан Смельчак едва не задохнулся от бешенства:
— Нет, вы полюбуйтесь только на этих глупцов! Им и дела нет до чужого горя. Они еще восторгаются моими болячками. Все в цвету, говорите? Вам бы вот такое цветение. Объявись у вас сотня таких злющих нарывов, вы завели бы иные песенки. Но влюбленные — какое им дело было до страданий Жоана–дерева — расположились в тени его ветвей и, услаждая друг друга словами, не предназначенными для чужих ушей и томимые страстью, клялись в вечной любви, и, чтобы увековечить эти клятвы, милая пара вырезала на голенях Жоана Смельчака два сердца пронзенные стрелой.
— Только мне этой татуировки еще не хватало! — негодовал Жоан Смельчак, истекая соком, который, точно кровь, струился из свежих порезов. — Увидят меня птицы с такими метками и засмеют вконец. Ну и мерзавцы эти влюбленные! И, поддавшись искушению, он воззвал к ветру на особом, древесном языке, который людям был непонятен:
— Сеньор Ветер, будьте добры — сорвите с меня ветку, которая потолще, и я размозжу головы этим бесстыдникам.
Но сеньор Ветер, пролетая на своем невидимом самолете, даже не обернулся в его сторону. И Жоан Смельчак так и остался у входа в сад, голый и одинокий, с воздетыми к небу руками, а тело его было сплошь усеяно кровавыми язвами, которые люди почему–то называют цветами.
Как–то раз, на той же неделе, Жоан Смельчак увидел, как из соседнего леса вприпрыжку выбежала девочка. Кожа у нее была белая, точно снег, глаза зеленые, с золотыми искорками, а волосы цвета меда. Она ходила по ежевику и теперь возвращалась с полной корзинкой.
Читать дальше