Кэрол Берч - Зверинец Джемрака

— Это я виноват, — произнес Скип.

Он повторил эту фразу столько раз, что она стала правдой. Да, думали мы. Если бы только он не выпустил дракона. Столько смертей, и во всем виноват Скип. Впрочем, зла на него мы не держали. Какой смысл? Это Бог на всех разозлился. Гром и молнии. Глупые волны. Мы везли чудовище.

— Может, заткнешься наконец? — апатично спросил Тим.

— Прости, — сказал Скип.

Так продолжалось еще три дня, пока капитан Проктор не сообщил, что придется снова сокращать довольствие. Уилсон Прайд засмеялся. До этого мне еще ни разу не доводилось видеть, чтобы наш кок по-настоящему смеялся: он хохотал во весь голос, так заразительно, будто в словах капитана было что-то ужасно забавное. Проктор отдал свой ремень. Мы собрали бесценные щепочки, чтобы развести огонь. Уилсон вырвал пару листов из альбома Скипа, чтобы поддержать пламя, и прокипятил ремень в одном из ведер в небольшом количестве воды: воду надо экономить, осторожно с водой. Запах стоял, как на дубильном дворе. Бермондси посреди океана. Кок сказал, что сам ремень есть не следует, и разлил по кружкам темную, подкопченную, горькую воду. От горячего питья в горле возникло странное ощущение. Вместе с сухарями получилось довольно сытно. Спать после такого ужина было приятно — все потом говорили. Мне было даже уютно. Теплая жидкость задержалась в животе, чудесное чувство облегчения убаюкало меня, и я поплыл по ярким удивительным мирам, которые сотнями рождались один из другого, сливались друг с другом и переплетались, вертясь в бесконечной спирали.

Посреди ночи я проснулся и услышал, как Дэн беседует с Яном. Шлюпки были сцеплены бортами, и собеседники сидели каждый на своей корме.

— Горит прямо, — жаловался Ян.

— Где примерно?

— Здесь.

— А щиколотки как?

— Ужасно.

— Лучше не стало?

— Смотри.

Дэн наклонился. Минутная пауза, затем он тихо произнес:

— Господи Исусе.

— Видишь? — сказал Ян.

— Жаль, Абеля нет. Он разбирался в таких вещах.

— Какой по счету день?

— Сорок седьмой.

— Уверен?

— Уверен.

— Погода вот-вот переменится.

— Господи, хоть бы дождь пошел.

Дождь пошел, но лишь на следующую ночь, и мы наполнили ведра водой и пили. Сначала маленькими глотками, потом жадно хлебали, сколько влезало в глотку. Наконец-то можно попить вволю.

— Хватит, — сказал Дэн и ласково накрыл мою руку своей.

— Видишь, в самый трудный момент всегда происходит что-то хорошее.

Утром мы проснулись от протяжного плача скрипки. Саймон будто царапал смычком по струнам. Звук многострадального инструмента больше не был таким сладостным, как прежде, но в нем осталась странная прелесть, как в охрипшем человеческом голосе. В скрипку что-то попало. Соль, наверное. Соль разъедала все вокруг.

— Эх! — сокрушался Саймон. — Совсем расстроилась.

Дэн потряс меня за плечо:

— Вставай, Джаф.

Я стал таким легким, что мог бы взлететь в небо.

— Вставай, Джаф.

Дэн стянул с меня кусок парусины, которым я укрылся. Солнце ударило прямо в глаза, я на мгновение ослеп.

— Осторожно. — Он подал мне руку.

Я начал подниматься и толкнул Тима.

— Смотри, куда лезешь! — огрызнулся тот.

Я рыгнул, но блевать было нечем. Зрение мое прояснилось.

— Иди сюда, Джаф, — сказал Габриэль, — бери весло.

Я зевнул, отчего все мое тело затряслось, и кое-как встал. Скип сидел рядом и плакал. Его круглую физиономию было не узнать: потемневшая кожа, цвета свиной печенки, прилипла к черепу, но глаза все еще блестели.

— Все хорошо, Скип? — спросил я.

Тот кивнул.

Яну стало совсем худо.

— Вас пятеро, а нас шестеро, — проговорил капитан. — Возьмите еще одного. Яну придется лечь, нам не хватает места.

Даг перелез к нам, и наша шлюпка сразу просела. В капитанском вельботе Ян бревном растянулся на дне. Джон Коппер застонал, схватился за живот, спустил штаны и высунул свою костлявую задницу за борт, чтобы опростаться в море. Дерьмо у него было темно-зеленого цвета.

Стоял такой штиль, что и воду из лодки не надо было вычерпывать. Сплошное безделье, оставалось только лежать и дремать. Одна беда: когда дремлешь, все время просыпаешься. Все время кто-нибудь где-нибудь ноет или отвратительно шамкает ртом, ругается, бормочет, или кричит со сна. И собственное сердце постоянно стучит в ушах, будто сейчас взорвется. Когда наступил вечер, Ян жестом отказался от своей порции сухарей. Даже пить не захотел. Саймон попытался влить немного воды ему в рот, но она стекла по сжатым губам. Мы ели свои сухари и пили, и все это время Ян не шевельнулся, хотя в горле у него что-то бурлило, а сквозь прозрачные веки видно было, как глазные яблоки бегают туда-сюда. Выглядело это жутковато. Вскоре и это движение прекратилось. Капитан положил ладонь Яну на лицо, поискал пульс за ушами и на запястье, но безуспешно.