Кен Лю: Бумажный зверинец

Одно из моих самых ранних воспоминаний: я рыдаю, а Папа с Мамой пытаются успокоить меня, но у них ничего не выходит.

Папа сдаётся и уходит из спальни, а Мама идёт со мной на кухню и сажает меня на стол, за которым мы обычно завтракаем.

— Кань, кань, — приговаривает она и вытягивает лист упаковочной бумаги из толстой стопки на холодильнике. Годами Мама аккуратно разрезала бумагу, в которую были обёрнуты рождественские подарки, и складывала её на холодильник.

Она положила лист бумаги цветной стороной вниз, а потом начала его складывать, заворачивать, скручивать, загибать и подворачивать до тех пор, пока лист полностью не скрылся между её ладоней. Затем она подняла сложенный бумажный пакетик к губам и дунула в него, как будто надувала шарик.

— Кань, — сказала она. — Лаоху . — И положила то, что держала в руках, на стол.

Маленький бумажный тигр стоял на столе, он был размером с два кулака. На его шкуре был рисунок с упаковочной бумаги: леденцовые тросточки и зелённые рождественские ели на белом фоне.

Я потянулся к фигурке, которую сделала Мама. Хвост тигра дёрнулся, и он игриво бросился на мой палец. Он рычал «Рау-рра-са», этот звук был чем-то средним между кошачьим мурлыканием и шуршанием газет.

Я отдёрнул руку, потом засмеялся и указательным пальцем погладил его по спине. Я почувствовал, что она вибрирует. Бумажный тигр мурлыкал.

— Чжэ цзяо чжэчжи, — сказала Мама. Это называется оригами.

В то время я не понимал: то, что делала Мама, очень отличалось от обычного оригами. Она надувала свои фигурки, делилась с ними своим дыханием, и это позволяло им двигаться. Это была магия.

Папа нашёл Маму в каталоге.

Один раз, когда я учился в старших классах, я попросил Папу подробно рассказать эту историю. Тогда он пытался сделать так, чтобы я снова начал разговаривать с Мамой.

Он обратился в брачное агентство весной 1973 года. Монотонно пролистывая каталог, который получил по подписке, он задерживался на каждой странице не более чем на несколько секунд, до того момента, пока не увидел фотографию Мамы.

Я никогда не видел этого фото. Папа описывал его так: Мама сидит на стуле, боком к камере, она одета в тесно облегающий зелёный шёлковый цингао. Мамина голова повёрнута к объективу, и её длинные чёрные волосы ниспадают на грудь и плечо. И она смотрит на него спокойными глазами ребёнка.

«Это была последняя страница в каталоге, которую я увидел».

В каталоге было написано, что ей восемнадцать, она любит танцевать и хорошо говорит по-английски, потому что она родом с Гонконга. Как после оказалось, ни один из этих пунктов не был правдой.

Он написал ей, и дальше агентство начало пересылать их письма туда и обратно. Наконец он полетел в Гонконг встретиться с ней.

«Письма за неё писали сотрудники брачного агентства, по-английски она могла сказать только „привет“ и „до свидания“».

Кем надо быть, чтобы разместить информацию о себе в каталоге, как будто выставляя себя на продажу? В старших классах мне казалось, что я знаю так много обо всём. Презренье бурлило в жилах, как хорошее вино.

Вместо того чтобы устроить скандал в офисе агентства и потребовать деньги назад, Папа заплатил официантке в гостиничном ресторане, чтобы она переводила их слова друг другу.

«Пока я говорил, в её глазах смешивались страх и надежда. Но когда девушка начала переводить мои слова, она медленно начала улыбаться».

Он вернулся в Коннектикут и начал собирать бумаги, чтобы она приехала к нему. А год спустя родился я. Это был год Тигра.

По моей просьбе из обёрточной бумаги Мама сделала ещё козу, оленя и водяного буйвола. Они бегали по гостиной, а Лаоху, рыча, охотился. Поймав, он сдавливал их до тех пор, пока воздух не выходил у них изнутри, и они не превращались просто в плоские сложенные листы бумаги. Чтобы они снова начали бегать, я должен был заново вдохнуть в них воздух.

Иногда со зверями случались неприятности. Однажды во время обеда водяной буйвол прыгнул в миску с соевым соусом, которая стояла на столе. Он хотел погрузиться в грязь, как настоящий водяной буйвол. Я быстро выхватил его, но тёмная жидкость уже растекалась по капиллярам его бумажных ног. Бумага, размокшая в соусе, не могла выдержать его тело, и он упал на стол. Я высушил его на солнце, но его ноги остались кривыми, и теперь, когда он бежал, он прихрамывал. В итоге Мама обмотала ноги буйвола в пищевую плёнку, и теперь он мог спокойно следовать веленью сердца, если ему вдруг снова захочется искупаться, конечно, только не в соевом соусе.